Отправлено: 26.11.10 14:37. Заголовок: Читальный зал (часть 2)

Интересные интернет-книги, истории, рассказы...

 Отправлено: 15.06.13 13:42. Заголовок: ЗГВ:горькая дорога д..

ЗГВ:горькая дорога домой

http://libes.ru/300829.read?page=1

 Отправлено: 15.06.13 17:39. Заголовок: епэрст...........про..

епэрст...........прочитал 6 стр. и там такой горбатый невинный почти агнец...........и то он инициировал и это предложил и пыхтел и мучался неспавши круглосуточно..........а его все не слушали и не слушали..........и типа он не при делах

 Отправлено: 15.06.13 20:47. Заголовок: Я, Александр, тоже п..

Я, Александр, тоже почитал и плюнул на глубокое чтение, тк часть фактов немного не соответствует....вообще очень лояльно описано...

 Отправлено: 15.06.13 21:09. Заголовок: Врач должен обладать..

Врач должен обладать взглядом сокола, руками девушки, мудростью змеи и сердцем льва.
Авиценна

Вечером, поставил машину около дома и дабы не пропадать вечеру зазря, решил поменять шаровые. Расположился с удобством, надо сказать - тут тебе и весь инструмент под рукой, и запчасти, и пиво холодное. Дети на площадке метрах в двадцати резвятся. Когда поменял последнюю опору, встал перед выбором - или тащить на руках эту грязь в дом, или отмыть около машины, в кустах. Прихватив бутылку спирту из машины, пошел к кустам - руки мыть.
Отвинчиваю крышку на "полторашке" спирта, начинаю лить на руки и тут рев из зелени кустов:
- Ты что ирод делаешь?! Спирт переводишь!
- Да пошел ты! - машинально огрызаюсь я, но тут кричащий продирается сквозь кусты ко мне.
Бедно, но чисто одетый старичок, похожий на классического профессора - седые редкие волосенки обрамляют лысину, бородка клинышком и в руках самый настоящий докторский саквояж из коричневой кожи.
- Молодой человек, простите великодушно, что я так крикнул. Но мне, как врачу и старому алкоголику очень неприятно, что Вы позволяете себе не целевое использование спирта.
Слово за слово - разговорились.
- Сашка Коновал, - представился мой новый знакомый. - Разрешите?
Он взял бутылку спирта, профессионально перевернув ее вверх дном, взболтал и с удовольствием констатировал:
- Не бавленный спирт.
Отхлебнув из пластикового стакана спирта, Саша предложил:
- А хотите поучительную историю?
Я согласно кивнул, приготовился слушать. А Саша, расправив складки на пиджаке, начал свой рассказ:
- Тихий вечер субботы. Беседка, закрытая со всех сторон противомоскитной сеткой, мягкий диван и пара кресел. Не включая света, располагаемся с женой вольготно - дети у тещи. Бутылка красного вина, жареное мясо с картофелем, салат из зелени и овощей. Сидим, пьем потихоньку, вспоминая наше знакомство в те далекие времена, когда я еще студент второго курса медицинского института, увидел ее - студентку первого курса строительного. - Саша делает большой глоток спирта из стакана и запивает водой из пластиковой бутылки. - Вечер той субботы и был началом конца.
- Позвонили в полночь. Звонил полковник N-мцев. Говорит, Саша, не хочешь бабла по-быстрому срубить? Кто ж не хочет - отвечаю. Ну, он и предложил в Чечню эту проклятую поехать полевым хирургом. У меня к тому времени в травматологии уже набралось двенадцать лет стажа. А из госпиталя послать некого, старики все уже на пенсии, а молодых туда посылать - солдатиков гробить. - Сигарета в пальцах бывшего хирурга начинает дрожать. - Ну, оформили перевод из ЦКГБ в госпиталь. Через неделю, как с бумагами все закончили, я уехал.
Сашка-коновал, прозванный своими друзьями, с которыми он постоянно ночует в коллекторе теплоузла, опять отхлебывает спирту и вновь закурив, продолжает свою историю жизни.
- Приехал я туда - мама родная! В грязи по колено стоит три палатки - госпиталь. Прямо на грязи носилки с пациентами, а за палатками вповалку трупы. Прямо с дороги, сразу к столу. Первый день длился шестнадцать часов. Как сейчас помню - четыре ампутации, несколько осколочных и пулевых. Вечером на себя в зеркало посмотрел - коновал он и есть - руки по локоть в крови, фартук, брюки, ботинки - все в крови. По углам палатки тазики с кровью и кусками человеческой плоти.
Он пьяно мотает плешивой головой и по-детски всхлипывает, утирая бегущие слезы и тянется опять к спирту. Большой глоток и он, осоловелыми глазами смотрит на меня:
- Чего ты еще хочешь услышать?
- Ты же врач. Как ты так опустился?
- Обыкновенно, - он икает, распространяя вокруг себя амбре многодневного запоя. - Вернулся, денег привез целый ворох. Хошь квартиру купи, хошь машину. - Он опять утирает слезы и, вскинув голову, смотрит злыми глазами мне в лицо. - Но еще с собой страх привез. Лица пацанов молодых с собой привез, что по ночам молча, стоят рядом с кроватью и смотрят. Молчат и смотрят. Понимаешь? МОЛЧАТ И СМОТРЯТ! Я знаю, что они хотят спросить, да только мертвые спрашивать не могут. Потому молча смотрят.
- Так чего они спросить хотят? - У меня под одеждой по коже бегут мурашки - я верю Коновалу.
- Почему не спас именно их? Вот их вопрос. - Он утирает слезы и устало добавляет. - Но что я мог? Если за жизнь одного бороться надо больше двух часов и результат спасения под вопросом - умирать в палатку, а сам другими заниматься, кого я гарантированно спасти могу.
- А как же техникой до большого госпиталя доставить?
- Какая, нахер, техника? Тогда те, кто покрепче - в грузовик и под конвоем в Гудермес, Ханкалу, а там, если повезет - в Ростов или Астрахань.
- А если не повезет? - не отстаю я.
- Или по дороге в сгоревшем грузовике останется или в эвакопункте в цинк положат.
Мы, молча, не чокаясь, опрокидываем спирту.
- А бомжом как стал?
- Пил беспробудно. Жена ушла, с работы погнали. Пропил все, саквояж, подарок жены, тока и остался, а остальное пропил. Даже собаку и ту пропил… - Он вздыхает. - Так на улице и оказался.
- А... - хотел, было, я задать очередной вопрос.
- Все. Отстань. - Отмахнулся Коновал и, прихватив свой саквояж, уполз во тьму коллектора с остатками спирта.
С тех пор, встречаясь с ним во дворе, мы молча с ним раскланиваемся.

 Отправлено: 22.06.13 07:06. Заголовок: Каждое утро в нашей ..

Каждое утро в нашей конторе начиналось одинаково: сотрудницы проходили за свои места, переодевались, переобувались и... доставали чашки и печеньки. Наливали кто кофе, кто чай и устраивали "второй завтрак", обсуждая вчерашний вечер или прошедшие выходные. Коллектив подобрался как на заказ: дамы в возрасте от тридцати до сорока пяти лет, практически все с мужьями и детьми. В этот момент (она всегда немного припаздывала) появлялась Лидочка Козырева - полненькая дама лет сорока. Она с порога вдыхала утренний аромат, и на выдохе говорила:
- Ой, что мои вчера учудили...
Из ее рассказов мы все знали, что у нее трое детей и муж. Дети, две девочки 16 и 12 лет, Машка и Татьянка, и мальчишка Павлик 7 лет, постоянно что-то творили: то разрисовывали собаку "прям как настоящего льва", то готовили маме «торт-сюрприз», после которого Лидочка до утра отмывала кухню, то еще что-нибудь... «Торт-сюрприз», кстати, оказался довольно вкусным, хоть и кривоватым. Муж Андрей, которого она ласково называла Дюдюшей, был романтиком с милой сумасшедшинкой: дарил жене поля цветов, присылал фотографии облаков и коллекционировал пение птиц.
Как-то раз на день рождения Лидочки в офис вплыло ароматное облако из 99 роз. Лидочка смеялась и благодарила мужа по телефону.
У нас тоже были дети, и были мужья. Но мы чаще обсуждали какие-то проблемы, пересказывали ссоры, кивали друг-другу (конечно, «урод и козел», конечно, не понимает, конечно, сделал специально), но у Лидочки все было по-другому. Некоторые из наших дам даже немного злились на нее, называя за глаза «миссис Адамс», проводя аналогию с семейкой Адамс из одноименного фильма. Может, потому, что все было не так гладко, как у Лидочки. Любящий муж, трое прекрасных детишек, отсутствие проблем в ведении хозяйства и проблем, связанных с переходным возрастом. И мы, у которых в доме была бытовуха, непонимание, дети в периоде всевозможных кризисов, и такой привычный, но, порой, так бесящий муж, и понимание, что из этого никуда не денешься. Мила, у которой был довольно-таки стервозный характер, перед самым приходом Лидочки, произносила:
- Девочки, давайте чайку попьем спокойно, а то сейчас придет «миссис Адамс» и начнется «ой, что мои натворили»…
Так мы и работали. Офис был похож на женский клуб.

Неделю назад мне позвонила моя тетка Надя и попросила с ней сходить на кладбище к умершим родственникам ее мужа дяди Коли, который приболел и пойти с теткой не мог. Тетю Надю и дядю Колю я искренне люблю, и конечно сразу согласилась. Мои умершие родственники были кремированы, захоранивали мы их далеко от нашего города, поэтому на городском кладбище я не бывала никогда.

Вчера, захватив с собой нашатыря и пустырника, все-таки тетя Надя была уже старушкой, мало ли что, я забежала за родственницей, и мы отправились навестить ее родственников.
На территории кладбища было пусто, только у одной могилы сидела женщина в черном одеянии. Жутковато. Мы прибрались на могилке, поставили цветочки в вазоны и собрались домой. Пройдя по аллее, снова увидели ту же женщину. Она по-прежнему сидела у могилы, только голова ее еще ниже склонилась. Что-то не спокойно стало на душе. Мы с теткой подошли к оградке и окликнули сидящую:
- Вам плохо? Может, валидольчику?
Дама повернула голову: Лидочка. Лицо не серое, оно было черное от горя. Казалось, она не узнала меня, махнула в нашу сторону рукой и снова повернулась к памятнику. Я взглянула на пямятник и остолбенела. На большой гранитной плите было выбито четыре имени:
КОЗЫРЕВ АНДРЕЙ СЕРГЕЕВИЧ
КОЗЫРЕВА МАРИЯ АНДРЕЕВНА
КОЗЫРЕВА ТАТЬЯНА АНДРЕЕВНА
КОЗЫРЕВ ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ
Дата смерти была указана у всех одна.
Ничего эти дети не творили, не красили собаку, не приносили домой брошенных котят, не пекли торт-сюрприз. И муж не дарил розы и не коллекционировал пение птиц. Пять лет назад они погибли. Павлику тогда было всего 2 годика.

 Отправлено: 28.06.13 07:26. Заголовок: click here..

Темнота и отсталость Московской Руси – не более чем западный миф, усугубленный нашими же отечественными либеральными историками. На самом же деле в XVII столетии русская культура достигла поистине сказочного расцвета. Причем развивалась она на своей собственной, народной основе! Нет, русские не чурались зарубежных достижений, перенимали полезное. Но именно полезное, а не гонялись за чужеземными модами. В этом и не было необходимости. Ведь и в нашей стране жизнь была бурной, яркой. А по уровню науки, искусства, культуры наша страна ничуть не уступала другим современным ей державам.
Школы в Московской Руси стал создавать еще Иван Грозный, в 1550 г. Стоглавый Собор указал на необходимость “грамоте учиться”. Эти школы действовали при храмах, монастырях и давали общее образование, достаточное для своей эпохи. А остальные знания человек должен был добирать сам, в общении со “знающими людьми” и “многообильном чтении”. То есть, каждый продолжал образование индивидуально, в зависимости от выбранной профессии.
А в XVII в. стали создаваться учебные заведения для более глубокого образования. Условно их можно считать «высшими». При Михаиле Федоровиче – для подготовки священнослужителей, а при Алексее Михайловиче и для светских чиновников. Это были школы при Чудовом, Заиконоспасском монастырях (здесь ученикам полагалась стипендия – 10 руб. в год!), “Гимнасион” при церкви Иоанна Богослова в Китай-городе, училище при церкви Иоанна Богослова в Бронной слободе, школа при Печатном дворе. Наконец, при Федоре Алексеевиче создается знаменитая Славяно-греко-латинская академия.
В нашей стране действовали 5 типографий. Московский Печатный двор был очень крупным для той эпохи предприятием, здесь работало 8 станков. По общим тиражам изданной литературы Россия занимала первое место в Европе! Но спрос на нее был настолько высоким, что этого не хватало. Частные типографии Белоруссии и Литвы специализировались на печатании русских книг и поставке их в Россию. Ходило изрядное количество рукописной литературы, а книжное творчество щедро дополнялась устным народным — сказками, баснями, былинами. Сейчас уже признано, что по качеству они ничуть не уступали лучшим образцам зарубежной литературы, были настоящими шедеврами.
Книги на Руси очень ценились. Большие библиотеки собирались в монастырях, в приказах, при школах, при типографии греческого языка, у царя, его детей, в домах вельмож и купцов. Но библиотечки в 3—5 книг имелись даже в домах некоторых зажиточных крестьян! А иностранцы описывают в Москве книжный ряд «длиной в милю», торговавший одними лишь книгами.
Значительную долю книг составляла православная литература, разные издания Библии, Евангелий, Деяний Апостолов, Псалтири, жития святых. Разрабатывались учебники, «азбуковники» — пособия для учителей. Гюльденстерн в 1602 г. упоминает русский букварь. А в 1634 г. московский Печатный двор издал учебник Василия Бурцева: “Букварь языка славенского сиречь начала учения детям”.
В 1648 г. была переиздана вышедшая в Литве «Грамматика» Мелентия Смотрицкого, систематизировавшего книжный славянский язык и учившего не только «благо глаголати и писати», но и «метром или мерою количества стихи слагати». (Кстати, это была одна из двух книг, которые Ломоносов позже назвал «вратами своей учености). В Киеве в 1674 г. вышла книга Иннокентия Гизеля «Синопсис или краткое собрание от разных летописцев о начале славяно-русского народа», первый русский учебник истории (он считался лучшим до середины XIX в. и выдержал 30 изданий).
Среди переводных изданий, ходивших по Руси, была фактически вся античная классика, художественные рыцарские романы, лучшие труды по медицине, истории, географии. Но талантливые авторы имелись и в России. Св. Дмитрий Ростовский составил и издал «Четьи-Минеи», оставил мудрые и поучительные записки. Андрей Лызлов создал «Скифскую историю», Карион Истомин — «Малый букварь», «Большой букварь». Эмигрант-молдаванин Николай Спафарий-Милеску стал автором целого ряда научных работ, а Симеон Полоцкий – родоначальником книжной русской поэзии.
В нашей стране существовала своя традиционная медицина. Итальянский посол Фоскарино писал: “Врачи лечат по опыту и испытанными лечебными травами”. Была медицинская литература – “Травники”, “Зелейники”, “Лечебники”. Существовал Аптекарский приказ, что-то вроде “минздрава”. В Москве имелся Зелейный ряд, торговавший лекарственными травами и прочими медицинскими снадобьями. Там же в Зелейном ряду, можно было нанять “лечьца”, “зубодера”, “глазника”, “костоправа”, “кровопуска” и даже “бабичьих дел мастера”. Аптекарский приказ выделял лекарства и медицинский персонал для армии, существуют подробные росписи на этот счет – сколько “лечьцов”, хирургов, костоправов. При царице упоминается русская “дохтурица” (а “дохтур” был выше “лечьцов”, обычно “дохтурами” являлись иностранцы). Специалисты-врачи имелись среди монахов почти каждого монастыря.
Издревле на Руси существовала и математика. Причем своя, вытесненная впоследствии европейской. Использовалась не только десятичная система – считали еще девятками и сороками. Не буду спорить, насколько это удобно, но отнюдь не примитивно. Попробуйте-ка считать в нескольких системах и легко переходить из одной в другую! (А считать умели все – какая торговля без счета?) В дошедших до нас учебниках XVI в. слагаемые именуются – “перечни”, сумма – “исподний перечень”, разность – “остатки”, уменьшаемое – “заемный перечень”, вычитаемое “платежный перечень”, делимое – “большой перечень”, частное – “жеребеный перечень”, остаток – “остаточные доли”.
Были пособия по геометрии “с приложением землемерных начертаний”, где даются сведения о вычислении площадей разных фигур. Расчеты площадей содержатся и в сочинении Ермолая Еразма “Благохотящим царем правительница и земледелия”. А теоретическая математика оперировала числами до… 10 в 48 степени! И тоже имела собственную терминологию. “Тьма” в математике означала тысячу тысяч – т.е. миллион, миллион миллионов - “легион”, легион легионов – “леодр”, а леодр леодров – “ворон”. Единица 49-го разряда. Кстати, древнерусская математика вообще часто оперировала не линейными, а степенными зависимостями – тысяча тысяч, сорок сороков.
Были высокообразованные специалисты – “арифмометры”, картографы. Разумеется, без фундаментальных знаний в самых различных областях не могли работать такие литейщики, как Андрей Чохов, создавший Царь-пушку, огромный колокол “Реут” и др. Тут уж природных талантов и смекалки было явно недостаточно. Как и для зодчих, решавших сложнейшие инженерные задачи. Фульвио Руджиери, восхищавшийся строительством наших крепостей, уважительно именовал русских градодельцев “инженерами”. Умели делать хитрые механизмы. Они упоминяются среди подарков Лжедмитрия своей невесте. А при Михаиле Федоровиче на Спасской башне установили часы, которые вызванивали на колоколах “музыкальную гамму”.
Были ученые-энтузиасты. Архив игумена Соловецкого монастыря Федора Колычева содержит описания множества изобретений, внедрявшихся под его руководством. Это и гигантские гидротехнические сооружения монастыря с хитрыми трубопроводами, когда вода из 52 озер подавалась к мельницам, приводила в движение меха и молоты кузниц. А также механическая сушилка, веялка, и устройство для разминки глины при изготовлении кирпичей, и даже оригинальные устройства, ускоряющие и облегчающие изготовление кваса. Боярин Матвеев занимался алгеброй и ставил химические опыты.
Путешественники и купцы записывали свои «хождения», рассказы о странах Средней Азии, Кавказа. Создавались и фундаментальные географические работы: «Большой чертеж земли Русской» с описаниями дорог, рек и т.п., «Чертеж Сибирских земель» стольника Петра Годунова. Выдающимся ученым был архиепископ Холмогорский и Важский Афанасий Любимов. Не оставляя духовных трудов, он занимался медициной, географией, астрономией. Соорудил телескоп и наблюдал за небесными телами через «стекло зрительное круглое в дереве». Составил карты Украины и Поморья, «Описание трех путей из Поморских стран в Шведскую землю», разрабатывал проект освоения Новой Земли.
Если коснуться изобразительного искусства, то нужно отметить, что зарубежные гости, посещавшие Россию, были хорошо знакомы с достижениями европейской Эпохи Возрождения. Тем не менее они восхищались русскими иконами. Их очень высоко оценивали и папский легат Поссевино, и чех Таннер, и голландский художник де Бруин. Но если европейское искусство пошло по пути слепого копирования натуры, то иконописание – совершенно особый, гораздо более сложный жанр. Это не картина, это символ, помогающий человеку сосредоточиться, отрешиться от земного и устремиться душой к Господу. Иконописцы творили по вдохновению свыше. Чтобы обрести его, специально постились, молились.
Техника могла меняться, развиваться, обогащаться новыми находками, но без буйных фантазий и шатаний, присущих европейским художникам. Так, в XVII в. стали создаваться сложные многофигурные композиции: «Символ веры», «Не мир, но меч» и др. Появились иконы «фряжского письма» — общий канон изображения сохранялся, но сочетался с «живством» лиц и фигур. А палехские мастера внесли в канон яркие народные мотивы. Спрос на иконы был очень большим. В Москве был Иконный ряд, «занятый живописцами, торгующими только образами». Существовало несколько крупных центров иконописания — в Ярославле, Новгороде, Пскове, Палехе, Соли-Вычегодской, Иконная слобода Троице-Сергиева монастыря, Антониево-Сийский монастырь. Там располагались и школы, где обучались начинающие иконописцы, для этого имелись специальные пособия.
А в Москве при Оружейной палате в 1660 г. была организована «школа царских жалованных и кормовых изографов». Жалованными называли тех, кто состоял на постоянном жаловании, кормовые получали «корм» (оплату) сдельно. Возглавил мастерскую лучший художник того времени Симон Ушаков. Он создал такие шедевры, как росписи Грановитой палаты Кремля, картина «Древо Московского государства», Иверская икона Пресвятой Богородицы в Нижнем Новгороде, «Святая Троица» — по композиции она близка к иконе Андрея Рублева, и все же совсем другая. Славились своим мастерством и Никола Павловец, Иосиф Владимиров, Семен Спиридонов.
Но на Руси была развита и светская живопись. Не практиковался только один западный жанр — изображения обнаженной натуры. Все остальное было. Парадные портреты писались с XVI в.. Сохранились портреты царей, Ордина-Нащокина, Матвеева, Голицына, Натальи Нарышкиной и др., выполненные русскими мастерами. Техника их написания ничуть не уступала европейской. Иностранцы упоминали, что в Москве рядом с Иконным рядом располагался еще один, где «находятся рисовальщики цветов, плодов, видов». Очень распространенными были лубки. Европейцы называли их «эстампами». Изображение гравировали на доске, и с нее делались отпечатки на бумагу. Дошедшие до нас лубки, вроде портрета Никона, представляют совсем не «лубочный», а вполне зрелый уровень творчества.
Ваять большие статуи в России было не принято, но в изготовлении маленьких статуэток и фигурок из кости или дерева русские умельцы могли поспорить с лучшими скульпторами любой страны. Сохранился резной складень Никона. На нем мастера великолепно вырезали целый миниатюрный иконостас! Высочайшего искусства достигли и отечественные ювелиры. Применялась различная техника — литье, чеканка, зернь, скань, чернь, разные виды эмалей, финифть, филигрань, резьба, гравировка. До сих пор в музеях можно увидеть восхитительные по своему исполнению чаши, блюда, ковши, кадила, потиры, покрытые тончайшими узорами женские украшения. Не менее высоким было искусство вышивки — мастерицами (как простолюдинками, так и знатными) создавались чудесные пелены, воздуха, знамена, облачения священнослужителей, вышитые иконы.
И если сейчас туристы со всего мира едут увидеть чудо архитектуры, деревянные храмы в Кижах, то XVII в. подобными чудесами была украшена вся Россия! Они были обычными, стояли к каждом селе, каждом городе. Апофеозом деревянного зодчества стало строительство в Коломенском дворца Алексея Михайловича. Он возводился с 1667 по 1671 г., руководили работой плотницкий старшина Семен Петров и стрелец Иван Михайлов, бригаду столяров и резчиков возглавлял старец Арсений, в нее входили Клим Михайлов, Давыд Павлов, Андрей Иванов, Герасим Окулов, Федор Микулаев. Позолотой занимался армянин Богдан Салтанов, а росписи делали мастера Оружейной палаты во главе с Ушаковым.
Дворец состоял из семи «хоромин». Они строились в 3—4 этажа, связывались между собой переходами и лестницами, а фантазии мастеров была дана полная воля. Здания украшались затейливой резьбой, арками, крылечками, ажурными перилами, ни одна кровля не повторяла другую, и дворец венчало причудливое нагромождение луковок, шатровых покрытий, башенок. Узорная резьба покрывала двери, наличники 3 тыс. окон. 270 комнат радовали глаз резными скамьями и лавками, стены были расписаны орнаментами и картинами. Иноземцы писали, что дворец «весь кажется вынутым из ларца благодаря удивительным образом искусно исполненным украшениям», называли его «архитектурным дивом», «восьмым чудом света».
Но и каменная русская архитектура не уступала деревянной. В XVII в. каменные храмы стали обычными даже в сельской местности. Возводились неприступные крепости, великолепные административные здания, боярские и купеческие дома. Их тоже щедро украшали резьбой по камню, декоративными колоннами и пилястрами, бордюрами из цветных изразцов.
Русские издревле любили музыку. Среди музыкантов были настоящие виртуозы — гудочники, домрачеи, цимбальники, дудочники, гусляры. Испокон веков совершенствовалось церковное пение. Это было высокое искусство. В России было принято составлять постоянные «станицы», хоровые ансамбли из 5 певчих. У царя было 5 станиц, у патриарха 7. Каждая станица могла петь отдельно, а по праздникам они объединялись в большие хоры. Для записи музыки применялись крюковые (нотные) записи, их было несколько видов — знаменная, путевая, демественная. Имелись специальные «азбуки» по их чтению и обучению певчих. Были и композиторы, сочинявшие церковную музыку. Дошедшие до нас нотные рукописи и записи партитур показывают, что напевы были исключительно красивыми и мелодичными.
В народном творчестве существовал и театр. Скоморохи разыгрывали веселые сценки, кукольные представления со знаменитым Петрушкой, в городах и деревнях люди устраивали «самодеятельные» инсценировки на Масленицу, «колядки» перед Рождеством, в декабре в храмах организовывали мистерии «пещного действа». А в правление Алексея Михайловича при дворе был создан первый в России профессиональный театр.
Разве наши предки хоть в какой-нибудь области отставали от западных стран? Выясняется – нет! Мы восхищенно читаем о европейских мореплавателях, о великих открытиях, путешествиях. Но остается за кадром, что русские поморы проложили путь в Англию на полвека раньше, чем англичане доплыли до России. Именем погибшего годдандского исследователя Баренца названо море. Но осталось за кадром, что он «открывал» края, давным-давно освоенные русскими. Погиб при «открытии» Новой Земли, куда поморы ходили регулярно, не считая это чем-то особым и героическим. Они и спасли остатки экспедиции Баренца, потерпевшие крушение и умиравшие на Новой Земле. Кстати, академик В.Н. Скалон обнаружил, что как карта северных морей, составленная Баренцем, оказалась совершенно неверной. А вот русские землепроходцы XVII в. умели составлять карты даже точнее, чем дипломированные географы XIX в.
Разве уступали западным первооткрывателям плавания Семена Дежнева, Пояркова, Ерастова, Ерило, Бугра, путешествия Хабарова, Стадухина, Галкина, Бекетова, Зыряна, Москвитина, Шелковникова, Гаврилова и других первопроходцев. Усилиями этих отважных и целеустремленных людей за полвека территория России увеличилась чуть ли не вдвое! Наша страна приросла огромными пространствами Сибири и Дальнего Востока. Приросла под властью первых Романовых, и мудрая политика царей способствовала этому. Указы Москвы требовали налаживания дружбы с местными жителями. Не завоевания, а установления взаимовыгодных отношений.
Наказы и инструкции государей воеводам раз за разом повторяли одно и то же: «Приводить инородцев под высокую государеву руку» и собирать ясак «ласкою, а не жесточью». «Держать к ним ласку и привет и бережение, а напрасные жесточи и никакие налоги им ни в чем не чинить некоторыми делы, чтоб их в чем напрасно не ожесточить и от государевой милости не отгонить». К ясачным запрещалось применять смертную казнь — даже в случае восстаний! А русским казакам, охотникам, крестьянам, потянувшимся в Сибирь на промыслы, строго возбранялось «угодья у ясачных имати». Дозволялось селиться только на «порозжих местах». За притеснения и попытки отнять чужую землю били кнутом. Так что история с покупкой Манхэттена за 24 талера в России никак не прошла бы.
Иностранцы еще в XVII в. удивлялись, как «горсть людей овладела таким громадным пространством». Ответ они давали верный: причиной успеха стало вовсе не «покорение военною силою, но по убеждению туземцев». А уже в 1901 г. американский сенатор Бэверидж, посетивший Дальний Восток, отмечал: «Русский отличается от других наций тем, что он не проявляет никакого оскорбительного способа обращения с расами, с которыми превосходно уживается».
Известен итог: во времена Ермака коренные народы Сибири насчитывали около 200 тыс. человек. За 200 лет их численность возросла в 4 раза – это не считая смешанного населения, поскольку русские сплошь и рядом создавали семьи с татарами, якутами, бурятами. А в Северной Америке в конце XVI – начале XVII в. насчитывалось 2 млн индейцев – в ХХ в. осталось 200 тыс., в основном, в Канаде.
С какой-то стати была внедрена легенда и о том, будто Россия отставала от запада в военном отношении. Вот это уж полная чепуха. Западные армии в XVI – XVII в. представляли собой довольно жалкое зрелище. Рыцарская конница отживала свой век, знать была недисциплинированной, постоянно изменяла. Войска составлялись из наемников. Этим подрабатывали немецкие и итальянские князья, «кондотьерри». Формировали полки из всякого сброда, продавали тому, кто заплатит.
Послушание таких солдат поддерживали палками и виселицами, но и им позволялось вытворять что угодно. Наемники жгли, насиловали и резали всех подряд, за войсками оставались руины городов с грудами трупов. Родины у солдат не было, они грабили и бесчинствовали повсюду. Собранное войско побыстрее выпихивали на территорию противника, пускай пасется там. Никакой формы в помине не существовало, армия выглядела скопищем оборванцев, за ней тащился огромный обоз перекупщиков награбленного, маркитантов, проституток.
Элитные части были малочисленными. Во Франции – 2 роты мушкетеров и 2 полка гывардии (личная охрана короля). Более совершенную, профессиональную армию, создал в XVII в. в Голландии Мориц Оранский, потом переняли шведы. Поэтому они побеждали всех своих противников. В Англии их достижения перенял Кромвель, сформировал «Армию нового образца» численностью 22 тыс. человек.
Но в России профессиональная армия стала создаваться на сотню лет раньше. В 1550-х годах Иван Грозный начал формировать полки регулярной пехоты, стрельцов. У них уже появилась единая форма: красочные кафтаны, шапки, единообразное вооружение пищалями, бердышами, саблями.
Хотя и зарубежными достижениями не пренебрегали, отслеживали. Почему же не перенять, если действительно полезно? В 1606 г. подьячие М. Юрьев и И. Фомин перевели с немецкого “Военную книгу” Л. Фронспергера. В 1621 г. подьячим О. Михайловым был составлен “Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки”, обобщивший передовой опыт европейских государств, ценные сведения по фортификации, баллистике, артиллерии. В 1647 г. в Москве была издана огромным для того времени тиражом в 1200 экз. книга “Учение и хитрость ратного строя пехотных людей” – полный перевод учебника И. Вольгаузена “Военное искусство пехоты”. В 1650 г. перевели с голландского уставы по обучению рейтарскому строю.
Создание войск по западному образцу обычно приписывают Петру I. Но ему многое приписали из того, что делалось задолго него. Кстати, пример – судоверфь в Воронеже, якобы основанная Петром. А на самом деле Михаилом Федоровичем и его отцом патриархом Филаретом в 1620-х годах – на этой судоверфи строились баржи и струги для донских казаков.
Аналогичным образом и войска «нового» или «иноземного» строя начал формировать вовсе не Петр I, а его дед Михаил и прадед Филарет. Указ об учреждении первых двух полков был издан в апреле 1627 г. За образец бралась шведская армия, нанимались иностранные командиры. Каждый полк состоял из 8 рот по 200 солдат, из них 120 мушкетеров и 80 пикинеров. С 1632 г. создаются и рейтарские полки – из 2 тыс. всадников, защищенных кирасами, вооруженных карабином, 2 пистолетами и шпагой. Потом появились драгуны, легкая конница с карабинами.
Царь Алексей Михайлович учредил первую офицерскую школу для подготовки командных кадров. Шведский резидент в Москве де Родес докладывал в Стокгольм о двух учебных полках по тысяче человек, “большей частью все из благородных дворян”, которых полковник Бухгофен готовил к командной службе – “он их теперь так сильно обучил, что среди них мало найдется таких, которые не были бы в состоянии заменить полковника”.
А количество полков «нового строя» постепенно росло. В 1660-е годы в русской армии уже насчитывалось 22 стрелецких полка, 48 солдатских, 8 драгунских, 22 рейтарских, 1 гусарский. Появились и два «выборных», гвардейских полка, Кравкова и Шепелева (позже они станут Бутырским и Лефортовским). У всех частей было единообразное вооружение, форма. Полкам «нового строя» полагались кафтаны покороче стрелецких, до колена. А шапки были похожи на стрелецкие, но без меховой оторочки. Форма разных полков и родов войск отличалась цветом воротников, шапок и сапог, а военные чины определялись по цвету нагрудной шнуровки на кафтане.
Иерархия офицерских званий была уже очень развитой. Некоторые звания перенимались из зарубежных армий, некторые были своими, русскими. В нашей армии были полковники, полуполковники, капитаны, ротмистры, майоры, поручики, прапорщики. Были уже и русские генерал-майоры, генерал-поручики. А в 1669 г. Боярская Дума утвердила три цвета флага: белый, синий и красный. Опять же, вопреки легендам, что триколор придумал Петр, перевернув голландский флаг. Нет, триколор внедрил Алексей Михайлович. А три этих цвета выбрали из-за того, что они преобладают на иконе св. Георгия Победоносца. Хотя порядок их чередования оставался произвольным, и на знаменах разных полков цвета применялись в различных сочетаниях, под различными углами.
Но русская армия была не только прекрасно организованной и нарядно одетой. Она была отлично вооружена. Продукция наших оружейников по праву славилась в разных странах. Русские брони были намного легче и удобнее европейских лат – кольчуга из 50 тыс. колец весила всего 6-10 кг. Превосходного качества были и сабли – хорошей считалась такая, чтобы можно было на лету рассечь газовый платок. Для их изготовления применялась особая сталь-“уклад”, видимо, сродни восточному булату.
Отечественная артиллерия еще при Иване Грозном достигла высочайшего совершенства, исследователи считают ее лучшей в мире. “Царь-пушка”, отлитая Андреем Чоховым в 1605 г., существовала не в единственном числе. Подобных гигантов было четыре – на каждой стороне Красной площади стояло по два орудия. Правда, ими никогда не пользовались – заряжать долго и трудно, ядра надо поднимать с помощью специальных приспособлений. Скорее, они играли роль психологического оружия. Приедут, допустим, послы крымского хана, полюбуются – и призадумаются, стоит ли на Москву лезть? Но изготавливались и действующие огромные орудия. Осадная пищаль “Единорог” весила 450 пудов (более 7 т), а ее ядро – 1 пуд 30 гривенок. Пудовыми ядрами стреляли и пушки “Пасынок”, “Волк” (каждая по 350 пудов), чуть поменьше были “Кречет”, “Ахиллес”, “Грановитая”, “Павлин», «Василиск», “Вепрь” и др.
Венецианец Тьяполо сообщал, что “в Москве делают ружья в большом количестве”. Поляк Немоевский также отмечал “хорошие пищали и мушкеты”. В эпоху Ивана Грозного русские стали экспортировать огнестрельное оружие. Значительные партии пушек и ружей закупала Персия. В 1630-х годах в Швеции появились и внедрились более совершенные, облегченные мушкеты. Они могли стрелять без подставки, заряжались бумажным патроном, что повышало скорострельность.
Сперва Россия закупала такие новинки, но в 1640 годах русские прекрасно научились делать их, запустили в серийное производство. Перед войной с поляками Ствольный приказ докладывал царю, что в войска отпущено 31.464 мушкета, 5.317 карабинов, 4.279 пар пистолетов, и в приказе еще осталось 10 тыс. мушкетов и 13 тыс. стволов к ним. Все это – отечественного производства! А пушек производили столько, что их продавали за границу, Россия экспортировала до 800 пушек в год. Кстати, можно сравнить с Францией. В эти же годы там не было не только заводов, а даже оружейных мастерских. Все оружие от пушек и ружей до дворянских шпаг закупалось в Бельгии, Голландии, Германии. Или в России – через голландцев.
Отечественное вооружение продолжало совершенствоваться. В 1659 г. Москву посетили послы союзной Дании. Через своего соотечественника, полковника русской службы Баумана, они сумели попасть на Пушечный двор, описали некоторые разработки, которые там велись. В частности, модель гигантской мортиры, вес которой должен был достигать 8.750 пудов (140 т), вес гранаты – 14.050 фунтов (5,6 т), для заряда требовалось 2.000 фунтов пороха (800 кг), а для воспламенения гранаты и заряда – 200 фунтов (80 кг). Причем порох в камеру засыпался с казенной части, которая закрывалась на винтах. В общем, для осады городов главное – как-то доставить такое чудовище на место. А там одну бомбу кинул – и хватит.
Вряд ли супер-мортира была изготовлена в реальности, описывается лишь модель, которая “доходила до подбородка”. Но датчане описали и образцы, запущенные в производство – это легкие полевые пушки на лафетах, их везла 1 лошадь, а расчет состоял из 2 человек. И заряжались они “сзади”, с казенной части! На западе таких еще не было. На вооружении русской армии в это время появились “винтовальные” (нарезные) и “органные” (многоствольные) орудия. С 1667 г. начался выпуск ручных гранат, в Москве был построен Гранатный двор. Были гранаты в металлических рубашках, были “скляночные” – в стеклянных, их носили на поясе в специальных сумках. Иностранцы отмечали их отличное качество.
Да, вот такой «отсталой» была наша армия. А о том, как она воевала, свидетельствуют итоги. Ведь только в учебниках истории рассказ о воссоединении России с Украиной завершается Переяславской радой. На самом деле за это воссоединение пришлось воевать 27 лет с коалицией сильнейших держав того времени. Польша несколько столетий спорила с Россией о господстве в Восточной Европе. В Смуту даже казалось, что она выиграла. Но при Алексее Михайловиче Польшу разнесли до такой степени, что она вообще выбыла из числа великих держав. Ее судьбами стали распоряжаться другие. Россия стала неоспоримым лидером в Восточной Европе.
На картинке: 1.Начальный человек 2-го приказа Ивана Полтева московских стрельцов. 1672 г. 2.Солдат полка «иноземного строя». Вторая половина XVII в. 3.Московский пушкарь с «аламом». Вторая половина XVII в. 4.Копейщик полков «иноземного строя». Вторая половина XVII в. 5.«Сокольник» Большого Государева полка. Вторая половина XVII в. 6.Стрелец с сотенным знаменем 12-го приказа Ивана Нараманского московских стрельцов. 1674 г. 7.Стрелец 5-го приказа Федора Александрова московских стрельцов. 1674 г. (А.А. Керсновский. История русской армии)
В войну вмешалась было Швеция, ее армию в те времена считали лучшей. Но и она получила так крепко, что мало не показалось, предпочла замириться. И лишь стечение обстоятельств позволило ей выйти из игры «вничью». Вмешалась и Османская империя, турок вообще называли «потрясателями вселенной», они выставляли бесчисленные полчища, громили всех противников. Но русские под Чигирином похоронили две турецких армии, и напрочь отбили охоту лезть на север.

 Отправлено: 01.07.13 06:46. Заголовок: кое что из детства..

Кроме того, Россия постепенно, строительством засечных черт, продвигалась в Дикое Поле. Осваивала плодородные степные черноземы. А на пути набегов крымских татар вставали крепости, системы укреплений, пограничной охраны. В этот же период наша страна отразила попытки Персии захватить Северный Кавказ. А в Забайкалье и на Амуре выиграла войну с Китаем. Несколько наступлений китайских войск расшиблись под Албазином и Нерчинском… Какая страна, какая армия в XVII в. могла бы похвастаться подобными победами?
Увы, в последующие времена многое оказалось затертым и забытым. Успехи и достижения тускнели, заслонялись какими-то менее значительными, но более свежими событиями. Иностранные профессора, понаехавшие в Россию в XVIII в., изрядно напутали в истории. Возвышали собственные государства, принижая наше, прогресс у русских сводили к заимствованиям из-за границы. А из богатейшего культурного наследия Московской Руси до нас, к сожалению, дошла лишь ничтожная часть. «Просвещенные» потомки, увлекшись чужеземными образцами, отбросили достижения предков. Народное искусство стали считать «низким» и «подлым». Древние шедевры архитектуры разрушались, перестраивались. Старинные книги терялись, а то и сжигались, как ненужный хлам. Бесценные иконы замалевывались в попытках изобразить что-нибудь более «художественное», по-европейски.
Кстати, первая выставка древних русских икон была организована только в 1913 г.! Причем первым дал им высочайшую оценку даже не русский, а французский художник Анри Матисс! Он был поражен увиденным, писал: «Это доподлинно народное искусство... Здесь первоисточник художественных изысканий... Русские не подозревают, какими художественными богатствами они владеют!» И только после Матисса наша интеллигенция спохватилась, стала смотреть иначе на собственное национальное достояние… А ведь утрата прошлого – это разрушение фундамента, на котором покоится наше с вами настоящее. И будущее тоже. История ХХ и XXI в. показала это достаточно красноречиво.
http://zavtra.ru/content/view/pravda-rusi-4/
кое что из детства

 Отправлено: 01.07.13 20:45. Заголовок: Паша настоящий дембе..

Паша настоящий дембель!!!!!!!!!!!!!!!!!

 Отправлено: 01.07.13 23:08. Заголовок: В 13 лет я была на р..

Что такое дембель?

Это когда ты просыпаешься, и вдруг, еще не открыв глаза, всем своим существом понимаешь - что-то не то...
Медленно, боясь, что это чувство окажется обманом, открываешь глаза, и тот час удовлетворенно млеешь от счастья - я дома!
Вот и Паша Епишев вторую неделю подряд открывал по утрам глаза, и замирал в сладострастном придыхании, физически ощущая наслаждение от того, что не надо подрываться по подъему, одеваться по форме два, и с выпученными глазами бежать на улицу, чтобы, обмочив угол казармы, метнуться в тесном строю на три-пять-десять километров (в зависимости от текущих залётов).
Паша потягивался в постели, вставал не спеша, с наслаждением чистил зубы, брился, а то и вообще - несколько минут стоял под душем, понимая, какое это счастье - жить на "гражданке", будучи предоставленным самому себе.
Две недели сплошного расслабления, друзья, алкоголь, рассказы о службе в спецназе, полные лихой бравады, глаза друзей, полные зависти... все это пронеслось сплошным разноцветным калейдоскопом, и как-то неожиданно потускнело на фоне необходимости встраиваться в новую, гражданскую жизнь. Паша не сомневался и ни минуты - нужно идти работать в правоохранительные органы. Почему-то именно туда, считал он, должен пойти работать любой мужик, отслуживший в армии, тем более - в специальной армии.
Паша сходил в местный городской отдел милиции, и ему посоветовали принести из части характеристику.
Ничего не оставалось делать, как ехать в часть, благо, что до нее от родного города было не более полутора сотен километров. Автобус довез его до уссурийского автовокзала, откуда он пересел на автобус, идущий в сторону Новоникольского. Вскоре он уже подходил к воротам КПП бригады специального назначения.
Наряд, состоящий из знакомых "удавов" и "фазанов" беспрепятственно пропустил "гражданское лицо" на территорию одной из самых закрытых воинских частей Дальневосточного Военного Округа, и Паша уверенной походкой зашагал к штабу. Там он нашел начальника штаба, и тот, зная, что Паша большую часть службы провел в неофициальной должности "начальника штаба роты минирования", а если быть точнее, то ротного писаря, просто впихнул его в первый попавшийся кабинет, где была пишущая машинка. Паша привычно вставил в нее три листа бумаги, проложенные двумя листами копирки (современная молодежь не знает такой способ тиражирования документов))), и начал настукивать на бумаге, что-то типа "за время прохождения службы в должности старшего разведчика-гранатометчика зарекомендовал себя...". Закончив создавать документально-художественный шедевр, Паша метнулся к генералу, который на удивление быстро подмахнул характеристику, а строевой отдел поставил печать.
Всё, путь в правоохранительные органы был открыт. Можно было покидать расположение части, в которой он провел два длинных года. Но, выйдя на крыльцо штаба, Паша тоскующим взором посмотрел в сторону родной казармы.
Идти туда он не собирался. Гражданская жизнь, лишенная строгой военной организации, уже увлекла его, и назад он возвращаться не собирался. Но ностальгия, вызревшая за две недели, повернула его ноги в сторону, противоположную КПП.

*****
- Еееепишев!
Стоило Паше только на миг просунуть голову в дверную щель, чтобы посмотреть, что же такое шумное творится в каптерке роты минирования, как он тут же был опознан и обозначен на местности командиром роты.
- Сюда иди, рожа гражданская!
В призыве ротного Паша не уловил злобных ноток, и поэтому, что говориться, повелся. А что теперь майор может сделать гражданскому лицу? Ни-че-го! То-то же, Марьиванна, то-то же! Он полностью просунул голову, и увидел пару столов, сдвинутых вместе, заставленных закуской и алкоголем. За столом сидел весь офицерско-прапорщицкий состав роты специального минирования.
- Оп-па! "Начальник штаба" пожаловал! - сказал лейтенант Вася Иванов, который, почему-то был в погонах старшего лейтенанта.
- Да я тут это... - выдавил что-то такое из себя "начальник штаба", осознав, что в каптерке происходит процесс "проставы" Иванова за очередное звание.
На улице стоял полдень.
Так как Паша уже не являлся прямым подчиненным офицерско-прапорщицкому составу, то оные сочли возможным его присутствие на этом празднике жизни. Кто-то подвинулся, кто-то передал ему вилку и кружку, а кто-то налил ему полную, мол, штрафная.
- Речь, - толкнули его в бок.
Паша встал, и со страхом глядя на свою кружку, из которой водка не проливалась лишь благодаря поверхностному натяжению, проговорил:
- Я, как гражданская рожа, смею высказать свое мнение по поводу присвоения очередного звания товарищу лейтенанту. Да, я привык называть вас так, но, честно говоря, мне теперь насрать на это, я выпью за тех бойцов, которые сейчас будут приучаться звать вас по-новому. Ну, и за вашу карьеру, товарищ, теперь уже старший, лейтенант! Карьеру, которую сделают вам ваши подчиненные - если вы их научите должным образом!
Паша приложился к кружке, и под молчаливыми взглядами своих бывших командиров, выпил всю. До дна.
- Красиво сказал, - произнес ротный.
Кто-то налил Паше еще.
Он повернулся:
- Не, мне хватит, еще домой ехать...
- Ты что, Васю не уважаешь?
- Уважаю!
- Значит, сиди и пей. Понял?
- Понял...

*****
Каждый, кто служил в армии, подтвердит: нет ничего в жизни более омерзительного, чем этот душераздирающий утренний крик дневального - "Подьём!". Этот крик прерывает то единственное наслаждение, которое может получать измученное, задерганное, голодное, холодное и обычно затравленное службой солдатское тело. Только сон, положенный солдату, уносит его от всех этих психо- и физически травмирующих факторов. Только сон помогает ему восстанавливать силы, помогает переживать печали, помогает скоротать время до дембеля. Эх, не зря в армии ходит незабвенная шутка - "солдат спит - служба идет". Она полна глубокого смысла, она отражает всю суть солдатских чаяний, солдатских устремлений и желаний.
И вот этот злобный:
- Подъем! Ну что лежим, как уставшие проститутки! Шевелим заготовками, живее! Выходи строиться!
Паша подорвался по первому крику. Что за служба такая? В других частях дембеля так по подъему не подрываются. Но здесь, в бригаде специального наслаждения... будь ты хоть трижды дембель, а по подъему поднимись, будь мил, да на пробежку выйди...
Первое, что понял Паша, осмотрев себя, - это залёт!
Как баран на новые ворота он смотрел на цивильную гражданскую одежду, которая была надета на его тело, перенасыщенное алкоголем. Видать, вчера в самоходе он так нажрался, что не смог переодеться в каптерке, и завалился спать, в чём был.
Если ротный это увидит, то всё пропало - марш-бросок для всей роты обеспечен. Нужно срочно спасать себя, роту и ситуацию.
Паша подскочил с койки, и обуреваемый ощущением близкой расправы, прячась за спинами одевающихся сослуживцев, что было сил, побежал в каптерку. Влетев в этот кладезь военных ништяков, он быстро осмотрелся, но на видном месте его формы видно не было. Тогда он метнулся к куче подменного фонда, мгновенно выхватывая оттуда и быстро оценивая состояние попадающих под руку штанов и кителей. Вот это, пожалуй, подойдет... он быстро снял с себя гражданскую одежду, и напялил старую, затертую до дыр, "песочку". Таким же образом он нашел подходящие по размерам сапоги, и выскочил на улицу.
Помочившись на угол казармы, он, догоняя, пристроился в хвосте бегущего строя.
- Ты чо, придурок? - спросил его бегущий рядом старшина.
- Не помню, куда свою форму засунул, - честно признался Паша.
- Нет, ты точно придурок, - старшина покрутил пальцем у виска.
А ведь какая-то мысль мелькнула в этот момент. Но Паша не успел её удержать, и она растаяла, как снежинка на ладони.
Возвращаясь с пробежки, рота пробежала мимо своего же ротного, спешащего на службу.
- Епишев! - крикнул ротный. - Ты что, пережрал вчера?
Паша поник: вот дела... ротный уже все знает...
- Никак нет, товарищ майор, - как можно бодрее отозвался Паша, зная главное правило военной разведки - никогда ни в чем не сознаваться.
- Ага, а то я не вижу! - крикнул ротный, но он уже был далеко.
Как ни силился Паша вспомнить, где он вчера так ударно потрудился на фронте борьбы с собственной печенью, так ничего и не вспомнил. Количество выпитого алкоголя не позволяло ему это сделать. Голова натурально раскалывалась.
- Я во сколько вчера пришел? - аккуратно спросил он старшину.
- В обед, - пояснил старшина-контрактник.
- В обед? - это было более чем удивительно. - Я что, проспал весь день и всю ночь?
- Не, спать ты уже ночью упал.
Эта новость вообще обрушила только-только начавшую нарождаться объяснимую версию вчерашних событий.
- А что я днём делал?
- Ты что, не помнишь?
- Нет.
- Ты жрал весь день, как не в себя. Молодежь строил на подоконниках. Потом снова жрал. Вот тебя и вырубило.
Паша прикинул - это он мог.
- А откуда у меня "гражданка"?
- Ты в ней пришел.
- Ни хрена не помню...
Паша по привычке направил двух "удавов" заправлять койку, на которой спал, удивляясь тому, что в расположении произошли некоторые изменения - количество коек уменьшилось, и не было той, на которой он спал целых два года. Его тумбочка оказалась пуста. Он повернулся к копошащейся неподалеку молодежи:
- Это что за номер? Где мои мыльно-рыльные принадлежности?
- Паша, так ты же всё своё забрал с собой, когда уходил... - сказал ему один из "фазанов".
Паша почесал репу.
- Ни хрена себе я нажрался, ничего не помню...
Он наехал на молодежь, и ему выдали новую зубную щетку и одноразовую бритву. Приведя себя в божеский вид, но решил устроить в каптерке более тщательный досмотр. Но получасовые поиски результатов не дали - его формы не было нигде. Зато "гражданка", в которую он был одет, лежала теперь на самом видном месте.
- А ты что в такой форме? - в каптерке появился ротный.
- Да вот, постираться решил, - соврал Паша, спасая положение.
- Постираться? - ротный почему-то сделал удивленные глаза, хотя до этого он всегда с воодушевлением принимал такое стремление личного состава к чистоте.
Паша ждал от майора претензий по поводу вчерашней пьянки, но их почему-то не было. В голове опять мелькнула какая-то мысль, но опять она растаяла как снежинка в теплых ладонях.
- Ну да, постираться, - кивнул Паша.
- Вот это ты хочешь постирать? - майор указал на "гражданку", которую он, против обыкновения, почему-то не кинулся тут же изничтожать.
- Почему это? - спросил Паша. - Форму. А это я не знаю чьё...
- Ты вчера в ней пришел. Это твоя одежда, Паша!
- Товарищ майор, не наговаривайте на меня! - Паша замахал руками. - Я вчера не бухал. Я же не дурак за несколько дней до дембеля, в такой залёт влетать... не моя это одежда, не моя. На меня наговаривают.
- За несколько дней? - спросил ротный, как-то хитро прищурившись.
- Ну да. Вы же не продержите меня до Нового Года... да и начальник штаба бригады обещал отпустить меня скоро.
- Начальник штаба? - спросил ротный с еще большим удивлением.
- Ну да.
- Паша, скажи мне честно, ты точно не помнишь, что вчера было?
- Не помню, товарищ майор. Точно не помню.
- Хорошо... - глаза майора вдруг заблестели каким-то ранее не виданным азартом. - Ты знаешь, что такое дембельский аккорд?

*****
В автобусе, который вез Пашу домой, от него все старались отстраниться. Да нет, от него пахло всего лишь краской.
Краской, которой Паша до самого обеда красил длиннющий забор, окружающий расположение бригады.
- Козлы, - в тысячный раз повторял он про себя. - Какие же вы все козлы...
На руках у него кровоточили мозоли от лопаты, которой он три часа копал яму для нового сортира.
- Не, ну уроды... - не унимался он, заставляя пассажиров автобуса каждый раз вздрагивать.
Голова неимоверно чесалась - на пилораме было полно летающих опилок, и за два часа плодотворной работы по раскройке бревен на нужды роты специального минирования, можно было набить ими не только голову.
- Я вас всех ненавижу, - шептал Паша.
Под ногтями застыл клей, с помощью которого он почти до вечера склеивал новые карты районов ответственности где-то на Кавказе.

*****
Рейсовый автобус шел уже по темноте. Ехать предстояло еще около полутора часов, и Паша попытался расположиться так, чтобы можно было заснуть. Чувство огромной несправедливости затмевало все его сознание. Ярость не давала ему успокоиться.
И тут он вдруг вымученно улыбнулся.
Характеристика, подписанная генералом и скрепленная печатью части, осталась где-то там, в каптерке. Наверное, придется снова ехать. Другого выхода нет.
Главное - не нарваться в бригаде на очередную "проставу".
А то, как бы не пришлось опять, по причине временной потери памяти, пахать во благо Родины сверх установленных лимитов священного воинского долга!

*****
Последнее, что сказал ротный:
- Паша, я даю тебе слово офицера, что если ты за сегодня сделаешь всё, о чем я тебя попрошу, то ты сегодня же вечером поедешь домой!

Из лифтовой темы есть рассказ 10 летней давности, кто не читал раньше - улыбнитесь

История страшной девочки

В 13 лет я была на редкость некрасивым ребенком: очень худой прыщавый червяк с большой головой и кривыми зубами. Моя мама меня стеснялась и весь пубертатный период старалась держать меня подальше от родных и знакомых, на все лето отправляла меня в пионерский лагерь.
Пионерский лагерь состоял из бараков с детьми, домика администрации и четырех туалетов. Туалеты состояли из кирпичной будки, ямы, закрывающего эту яму деревянного настила с дырками и говна с хлоркой. Говно с хлоркой воняли, поэтому туалеты предусмотрительно строили далеко от жилых помещений и обсаживали их кустами.
Девочки долгое время думали, что я мальчик… В общем, со мной не дружили.
В ту роковую ночь полуночный понос стал моим единственным товарищем. Поносил весь лагерь: зеленые фрукты, немытые руки повара и всякое дерьмо, которое жрали пионеры с голодухи делали свое дело. Дырки в тубзике были обгажены расстроенными желудками четырехсот человек и девочки ходили срать парами: одна гадит, другая светит фонарем, чтоб первая не вляпалась в продукты распада предшественниц.
Мне никто не хотел светить фонарем, поэтому в ту ночь я высирала солянку в гордом одиночестве; в тусклом свете фонаря были видны только очертания, и, сидя над дырой, я смирилась с тем, что уже вляпалась в чье-то скользкое говно. Неожиданно какая-то тень метнулась прямо на меня, я заорала, резко дернула неустойчивым туловищем, ноги проехались по чьему-то поносу и я вошла в очко как хорошо смазанная гильза. Фак! Летучая мышь загнала меня по пояс в кучу дерьма, над головой смутно виднелась очко, если кто-нибудь сейчас придет гадить, то положение мое ухудшится. Надо выбираться!
Через полчаса, пыхтя и шепотом ругаясь матом, я дотянулась до очка руками: это, блин, было сложно – все твердые опоры были скользкими, как суки! Ухватившись за края дыры, я подтянулась и высунула башку: от свежего воздуха закружилась голова и я удержалась на завоеванных позициях только волей к свободе. Подтянулась еще и оперлась на локти: нужно за что-то ухватиться, чтоб не соскользнуть. Все вокруг было склизким, зацепиться можно было только за поперечную деревянную балку в полуметре от меня, я с остервенением пыталась до нее дотянуться, шипя от напряжения:
- Ну! Иди же сюда, сука! Дай, я до тебя дотянусь!..
Вдруг меня ослепила вспышка света, потом какой-то не то вздох, не то стон, и глухой стук – я пересрала и свалилась обратно. Еще полчаса – и я снова над очком. Так. Тянемся… Есть! Я схватилась за перекладину и вылезла на бетонный пол еле дыша от счастья. Отдышавшись, решила переть к реке отмываться. Метрах в пяти от тубзика валялся директор, рядом с ним валялся разбитый фонарь – сдох что ли? Я пошла на речку, отмылась как смогла, а потом позвала людей: может и не сдох еще, спасти можно.
Утром нам сказали, что у директора случился удар, вернулся в лагерь он только под конец смены. Говорить он не мог, сидел весь день на веранде и ему нравилось, когда к нему ходили дети. Я навещала его часто, он меня особенно любил – ведь именно я тогда позвала к нему людей.
На следующий год мы узнали, что перед смертью директор ненадолго пришел в себя. Он сказал, что в ту ночь он обходил территорию, случайно услышал странное пыхтение в туалете и открыл дверь. На него из зловонной дыры лез адский говняный лупоглазый червяк, тянул к нему щупальца и шипел:
- Ну-у-у… Иди же сюда-а… ссссука-а…. Дай, я до тебя дотянуссссь!..
За лупоглазую обидно, конечно.

 Отправлено: 03.07.13 23:40. Заголовок: Мамочка и Красавчик ..

Мамочка и Красавчик

— Товарищ военврач, дайте мне справку, что я дурак.
— ??
— Я машину угнал.
Старший лейтенант морской пехоты Виктор Мамочка влюбился в пулемет имени Калашникова.
— Ты мой красавчик, — ласково произносит Мамочка и гладит здоровенной ладонью казенную часть. — Скоро домой поедем. Все, отвоевали, брат…
Мамочка носил ботинки сорок восьмого размера; ботинки прохудились, и Мамочка, не найдя такого же размера, мучался, и от того у него портился характер. Он напяливал сверху уставного дранья чулки от комплекта ОЗКа, туго обматывал в голени. Так и воевал. Солдаты над ним не смеялись. Мамочка в бою схватился с одним врукопашную: голову вывернул в обратную сторону, и шея стала сантиметров на двадцать длиннее у бородача.
Пулеметчика, уже третьего по счету, в его роте убило. В том же бою, вернее, после боя к нему в дом — чей-то брошенный дом с кухнями, сковородами и цветастыми плетеными половичками — бойцы разведчики приволокли пленного и пулемет.
— В расход! — рявкнул Мамочка. Его рота за неделю боев в Грозном убавилась в солдатском поголовье на тридцать пять душ.
Пленного вывели.
Мамочка подошел к столу в центре комнаты; на столе стоял, раскорячившись сошками, трофейный пулемет. Мамочка погладил пулемет по затворной раме, потрогал патроны в ленте.
На улице близко от дома стрельнули — очередь и одиночный.
— Правильно, для контроля в голову. Научились.
Мамочка подставил под зад табуретку присел и стал внимательно разглядывать части пулемета: приклад, ствол, казенник. В училище Мамочка стрелял лучше всех, и в военном округе Мамочка тоже стрелял лучше всех. Мамочка стрелял так, как никто другой: имел уникальной твердости руку и хладнокровие — такое, как в анекдоте: мог сам себе наступить на причиндалы и потом медленно с умным выражением убирать ногу. Мамочка откинул крышку ствольной коробки, вынул ленту из лентоприемника, из коробки вытянул почти в метр длины. Рассматривает. Грамотно заряжена лента: бронебойный патрон, за ним — обыкновенная пуля с легким сердечником, третья — трассер.
— Дострелялся, гадюка.
Пленный бородач-пулеметчик, что валялся во дворе у забора, накрошил десятка два его морпехов.
Вот он, этот пулемет, в Мамочкиных теперь руках.
Хороший пулемет — это, как тонко настроенная гитара; пулеметчик — как лабух задушевник: что ни сыграет, народ стонет в экстазе, деньги сыплет горстями. Тот бородач из своего пэка наиграл на много поминальных маршей…
В дом ввалились солдаты, один заглянул в комнату к старшему лейтенанту.
— Товарищ старший лейтенант, там… говорят, штаб накрыли полковой. Граната в окно влетела, так всех штабных порвало.
— Чей?
— Не наш, точно…
— Ну и хули?
— Виноват, тащ…
— Тушенки притащи и кипятку.
Бросив ленту, Мамочка разобрал пулемет, разложил перед собой в строгом порядке слева направо: отверточки, ершики, масленки, шомпол и кучу тряпочных полосочек, таких, как старшина выдавал на подшивку. Он вынул ствол и стал глядеть в него, как в подзорную трубу, — что-то разглядел, пробормотал невнятное.
Сзади тихо подкрался солдат с кипятком и тушенкой. Если старший лейтенант занялся оружием, лучше его не тревожить — обидится. Офицеры, кто остался еще вживых, к Мамочке заходили редко… Удивлялись: другой в его возрасте ни одной юбки мимо не пропустит, ни одной кривой кособокой медсестры вниманием не обделит. А этот? Пострелять бы ему, да так, чтоб с любого вида: да так, чтобы и навскидку, и с колена, и на бегу. И с ночным прицелом, мама, не горюй! Вот это дело! И дома такой же был: двадцать четыре года дубинушке, а подруги старший лейтенант Мамочка так и не завел. Солдат оставил еду с водой: положил на банку полбуханки ссохшегося черного хлеба.
Когда убили первого летеху из роты Мамочки, все стояли над телом, кто-то плакал, офицеры потом пили водку. Мамочка взял автомат и ушел в город, когда вернулся, сказал, что застрелил троих бородачей и одну бабу. За летеху. Потом и остальные научились: кому-то понравилось, кого-то сразу убило. Быстро привыкли к войне.
— Озэка почисть, если где дыра, новые тащи, — не разгибая спины, рявкнул Мамочка.
Солдат вздрогнул, шатнулся об косяк. Зачесал ушибленное. Схватил огромные, вымазанные грязью бахилы.
Пулемет Мамочке понравился.
Он вычистил ствол, протер маслом затворную раму с затвором, что-то внутри поковырял, такое, что одному только Мамочке и было нужно поковырять, отверточками покрутил. Ленту вправлять не стал, сошки газетой насухо вытер. Доволен Мамочка, по всем приметам пулемет шикарный: даже планка была для прибора ночной стрельбы. Почесал Мамочка затылок; курнул, тушенку проглотил, хлебный ломоть съел в два укуса, все залил остывшим кипятком. И придумал…
На следующий день случилось затишье между боями.
Мамочка испортил единственную табуретку в доме: наколотил гвоздей, подложил дощечек, камушков — стал на табуретке выверять, пристреливать трофейный пулемет.
Сам себе Мамочка был и зампотех и зампотыл. В объемном солдатском рюкзаке хранил Мамочка все самое необходимое офицеру на войне: воинский устав, пистолет ТТ со сбитым номером, три вида плоскогубцев, шурупы с дюбелями, четыре тротиловые шашки с запалами, капитанские погоны в целлофане на резинке, кальсоны со склада, шапку-пыжик с крабом на парад Победы, но главное, прибор для ночной стрельбы. Этот прибор Мамочка и приспособил на пулемет.
Народ обтряхивался, пока затишье: солдаты обновляли гардероб — вырезали на портянки лоскуты из хозяйских простыней и кухонных полотенец. Мамочка решил пристрелять трофейный пэка. Выбрал место и стал искать, куда бы стрельнуть. Когда же стрельнул с сотни метров по кирпичику с белым пятнышком, то охнул от удивления Мамочка. Вот это кучность! Редкого качества достался Мамочке ствол; он вдруг всем громадным морпеховским телом ощутил к этому пулемету пока неясные, но такие, светлые и теплые чувства, что тут же и решил его опробовать в деле.
Как стемнело, собрался Мамочка: сунул в карман ТТ без номера, отвертку, нож, взвалил на плечо пулемет, лентами обмотался. Стал как революционный матрос с “Авроры”. Взял с собой одного бойца, чтобы тыл прикрывал, и потопали они в город. Ночью Грозный еще ничего — дряни всякой не видно, зато горит красиво, полыхает то тут, то там. Или трассеры морзянку строчат на небе. Мамочка любил на огонь смотреть. Но своим запрещал разводить костры: однажды развели, снайпер троих положил. Таскали солдаты за собой самодельную “буржуйку” с трубой.
Выбрал Мамочка позицию: вперед — улочка кривая, справа площадь-пятачок, за спиной домишки одноэтажные, там его рота и штаб батальона. Включил ночник и, затаив дыхание, стал “щупать” квартал. Сразу и нарвался…
Бородатые шли в полный рост, не таясь и не пригибаясь, их было много, Мамочка сразу полтора десятка насчитал. Боец сзади притих — не шелохнется.
— Кс-кс… — позвал Мамочка. Боец сопит за спиной. — Дуй в расположение, скажи, чтоб наводили по квадрату… Я останусь. Вали… Когда остался Мамочка один, ждать больше не стал. Первым взял на галочку гранатометчика, тот присел на колено и целился уже. “Граната в окно влетела, так всех штабных порвало”, — вспомнил Мамочка. Обиделся на себя, что не о том думает, вдавил приклад в плечо, галочку — на лоб, и плавно нажал на курок. Выстрел.
— Т-дух!
Стрекануло сразу в ответ. Гранатометчик завалился. Мамочка, не обращая внимания на грохот и свист над головой, стал методично по одному валить наступающих.
— Т-дух… т-дух… т-дух!
— Третий, четвертый… шестой… восьмой, — считал Мамочка, быстро наводил галочку и нажимал снова на курок. — Десятый… Ну, понеслась.
Мамочка, сорвавшись с места, перебежал в сторону, кинулся грудью на кирпичи, и из-под стеночки поваленной стал бить короткими очередями. Бронебойный, обычный, трассер… бронебойный, обычный трассер… Полетели снаряды из наших тылов. Загорелось красиво: руки, ноги полетели. Вопли, проклятия!
Нравится Мамочке смотреть на огонь…
Два, может, три десятка бородачей навалил в том бою старший лейтенант Мамочка.
Представили Мамочку к ордену.
Яростные новогодние девяносто пятого года бои в Грозном перетекли в затяжные до марта. В середину весны собрался Мамочка домой со своим батальоном. Меняли их. С трофейным пулеметом Мамочка не расставался: спать ложился — стелил под пулемет половички цветастые или простыни от бывших хозяев, ставил пулемет на сошки, устраивался рядом.
— Ты мой Красавчик, — Мамочка гладил казенную часть, приклад, потом накрывал пулемет чистой тряпицей и засыпал сам с блаженной улыбкой.
Вышли из Грозного без потерь, погрузились, встали колонной и пошли на Север, домой. Затосковал Мамочка. Водку как другие не пьет, думает, как же быть ему, ведь придется сдавать трофейный пулемет. — Шиш, вам! Не отдам Красавчика, — решил Мамочка: разобрал пулемет на запчасти, рассовал в рюкзак; ствол не помещался, он его к спине пристроил — под бушлат. Неудобно. Терпел Мамочка неудобства.
Обо всем забыл: про орден, что домой едет. Пулемет спасти от чужих рук — вот главное! Разве можно, чтоб такое оружие доставалось кому попало?! Он много уже слышал о предательстве на этой войне, сам видел, как выпускали боевиков, обреченных, зажатых в клещи. Бородатые уходились и смеялись им в лицо… Нельзя оставлять пулемет, нельзя! Такое оружие за наших должно воевать.
Сильно полюбил Мамочка своего Красавчика — до самого сердца пробило его. Ничего Мамочка в жизни не боялся, а как ехали они домой эшелонами, трясся, что отберут у него Красавчика. Зря трясся. Бардак великий начался, такая неразбериха — кому он со своим пулеметом сдался!
Добрался Мамочка до места дислоцирования родной части — до Крайних Северов.
Получив положенный отпуск, махнул Мамочка в город-герой Волгоград к двоюродному братцу с мыслью: чтоб пообтрястись с долгих дорог, пожить шикарно с военно-морским удовольствием. Потом уж к матери в Михайловку. Братец охал и ахал, а потом примолк и дверь на щеколду замкнул. Мамочка собирал пулемет: ленту вправил, тельником чистым прикрыл сверху.
— Что это? — спросил братец.
— Пулемет имени Калашникова, — с добрейшей улыбкой ответил Мамочка. — Хочу водки выпить и баб.
— Лучше убрать его, — братец на пулемет кивает.
— Давай тебе в багажник, может, когда постреляем. Я тебе покажу, что значит кучность.
Братец, чертыхаясь, отдал ключи от “копейки”.
— За общагой стоит. Когда стемнеет — надо, а то увидят.
— Чего бояться? Мы ж за наших.
Пулемет уложили в багажник. Вечером в общаге собралась компания. Гуляли красиво. Мамочка пел под гитару и все пристраивался к розовощекой блондиночке с кукольными губками-бантиками. Блондиночка, когда стали танцевать, уперлась лбом как раз Мамочке в живот. Мамочка обхватил партнершу огромными лапищами и наступил новыми сорок восьмого размера ботинками ей на туфли. Блондиночка ойкала, но не вырывалась. К середине ночи стало совсем хорошо. Мамочка в темном коридоре напробовался малиновой помадки с кукольных губ. Мягкой блондиночка была. Терпеливая. Дыхание затаивала, когда Мамочка прижимал ее к своему морпеховскому прессу. И проникся Мамочка.
— Поехали, постреляем. Хочешь?
Блондиночка счастливой себя почувствовала — такой красавец ее вниманием одарил.
— Хочу.
Выскочили они на улицу. Мамочка — в машину, блондинка — рядышком. Заводить, а “копейка” не заводится, чихает и кряхтит. Заюзил Мамочка аккумулятор — сдох тот.
— Не боись, — Мамочка с собой поллитру прихватил, из горла отхлебнул.— А эта чья?
Дай Мамочке “камаз”, он и его бы завел с толкача, такая силища в старшем лейтенанте образовалась. Что там “восьмерка!” Жидкая машиненка. Мамочка стекло высадил, поковырялся под рулем. Блондиночка задохнулась от возбуждения, сигаретку губками пухлыми мусолит. Взревел мотор.
— А ты меня стрелять научишь? Ой, только я боюсь.
— Мы же за наших. Не бойся. С нами Красавчик…
В дежурной части Краснооктябрьского отделения милиции города Волгограда собралось человек десять. Дежурный, опера, замначальника, омоновцы в серых камуфляжах, все курили в полном тревожном молчании. Надымили — не продохнуть. На столе дежурного, растопырив сошки, стоял пулемет.
— Пэка, — задумчиво произнес один из омоновцев.
— И что теперь делать? — спросил замначальника; он потер щеку и заслезившийся левый глаз. — Наши потери?
Дежурный, заикаясь и кривясь не то от табачного дыма, не то от подступающей неудержимой икоты, зачитал с листка:
— “Наряд, выехавший на место, откуда слышалась стрельба, в район карьера Вишневая балка, обнаружил гражданина с пулеметом Калашникова, который пытался спрятать пулемет в багажник автомобиля ВАЗ-2108, как позже выяснилось, не принадлежавшего этому гражданину. Мужчина отказался предъявить документы, пытался обнять и поцеловать сержанта… После того, как к подозреваемому были применены спецсредства... наряд получил ранения и травмы различной тяжести”. Хрюкнул один из омоновцев, хрюкнул дежурный, захрюкали опера.
Замначальника хотел строго глянуть — но не получилось — посмотрел на всех с тоской и ненавистью.
— Дальше.
Дежурный больше не хрюкал, но читал, уткнувшись в протокол, так, чтобы лица его не было видно.
— “Подозреваемый стал укладывать сотрудников милиции в машину…” — В ка-ку-ю? — по слогам уточнил замначальника.
— В машину наряда, — у дежурного задрожали плечи, омоновцы отворачивались, опера кашляли и тушили бычки в пепельницу. — “Оказав первую помощь… подозреваемый принялся докладывать в рацию, что у него трое “трехсотых” и нужна “вертушка”…”
Замначальника застонал и опустился на стул. Омоновцы стукнулись лбами друг об друга. Опера, скорчившись, плакали. Из коридора в дежурку рвались послушать еще человек пять. На пульте дежурного бешено пиликали телефоны.
— “Выехавшему на подмогу наряду было дано указание в случае необходимости применять оружие. Когда наряд сообщил, что прибыли на место, связь с нарядом прервалась. После этого вновь был доклад от подозреваемого, что все семеро раненых находятся в удовлетворительном состоянии… и что он не покидает места, ждет транспорт для эвакуации…”
Задрожали стекла, упала со стола пепельница, рассыпались бычки под ноги замначальника. Рыдало все отделение, даже “раненый” наряд.
Замначальника молчал, дежурный дочитывал, заикаясь.
— “Подоспевшей группе немедленного реагирования и областному ОМОНу удалось задержать мужчину, который по документам оказался старшим лейтенантом морской пехоты Виктором Мамочкой…” Замначальника судорожно вспоминал телефоны военной комендатуры, гауптвахты, следственного изолятора, городского ОВД, адвокатской конторы “Адвокат”, свой домашний и тещи. Но вспомнил только телефон пожарной части 01.
— “Виктор Мамочка, — продолжал дежурный, — исходя из объяснительной самого гражданина Мамочки, выведенный две недели назад в составе батальона из Грозного, отмечал свое представление к ордену Мужества за проявленную в боях с врагами Родины смекалку, вследствие которой, цитирую: “понизился численный состав врагов Родины, — дежурный посерьезнел, притихли остальные вокруг, — …где-то на тридцать гадов”. Число и подпись гражданина старшего лейтенанта Мамочки. Да… в конце приписал, что просит вернуть ему пулемет, добытый им в бою. Никто из сотрудников не произнес больше ни звука.
За окном светало.
Военврач, начальник “гнойной хирургии” подполковник Томанцев, сидел за столом в своем кабинете, перед ним лежал чистый лист бумаги. Томанцев взял ручку и написал: “Справка. Выдана старшему лейтенанту Виктору Мамочке в том, что он…”
Подполковник задумался.
За окном жарило весеннее солнце. Он встал, подошел к окну и распахнул створки настежь: чудная весна пришла в волгоградскую степь — с тюльпанами и запахами цветущих акаций.До майских оставалось каких-нибудь две недели, и Томанцеву уже сообщили из верхних командований, что ко Дню Победы пройдут мероприятия. Ему необходимо подать списки, сколько у него раненых в отделении, чтобы спонсоры не ошиблись с количеством подарков. Томанцев хотел нажаловаться, что не хватает койко-мест, но его и слушать не стали — праздник на носу, пришло время чествовать героев, с койками потом разберемся.
А тут еще дочь Лиза со своими справками…
Глупость несусветная!
Томанцев энергично шагнул к столу и, скомкав листок, бросил его под стол в урну. Закурил. Включил чайник в розетку.
Зашел в кабинет старший ординатор с черными кругами вместо глаз. Они второй месяц без выходных: они стали пить спирт, как будто только что вернулись капитанами из Афганистана.
Старший ординатор сказал, что прибывает очередной борт из Моздока. Томанцев кивнул. Старшой затравлено огляделся по кабинету и остановил взгляд на шкафчике с затемненными стеклами дверец, сглотнул слюну. Спросил, что за громила в черном берете дожидается у дверей. Ноги растопырил — не пройти. И лицо у него глупое. Когда он вышел, Томанцев снова положил перед собой чистый лист. “Не смотри, старшой, подарочный коньяк весь вышел еще в первую неделю. А спирт тоже ничего, даже полезней”.
Разные справки приходилось выписывать Томанцеву, но такую в первый раз.
Дочь Лиза работала в его госпитале: проходила практику от своего мединститута. Практика закончилась, а Лизка осталась операционной медсестрой в его “гнойной хирургии”. Ей госы сдавать, шестой курс, а она шкуры горелые обдирает, культи ворочает, гнойники вскрывает, утки подает. Настырная девка, непутевая — его порода.
Прибежала Лизка и кричит, что у ее жениха аспиранта сосед по общежитию плачет навзрыд. Брата его могут посадить в тюрьму. Брат вернулся из Грозного и что-то натворил, попал в милицию. Ему теперь нужна справка, такая справка, чтобы все поняли, что он не виноват ни в чем…
Кипел, парил чайник.
Томанцев написал: “Справка. Выдана…” Вдруг подуло из открытого окна. Белый лист подхватило ветерком и сбросило на пол.
— Доктор, выдайте мне справку, что я дурак.
— ??
— Я угнал машину, подрался с милицией. И еще… у меня отобрали пулемет.

 Отправлено: 07.07.13 17:04. Заголовок: click here..

День св. Петра и Февронии
8 июля - День св. Петра и Февронии

Всероссийский праздник семьи, любви и верности.

В 2008 году 8 июля в России появился замечательный праздник - Всероссийский День семьи, любви и верности. Этот прекрасный летний день был выбран для праздника не случайно - уже около 780 лет православные верующие почитают 8 июля память святых благоверных князей Петра и Февронии Муромских - покровителей семейного счастья, любви и верности.
В народе 8 июля, День Петра и Февронии, уже давно считается счастливым для любви и просто создан для свадеб. Раньше на Руси был и красивый старинный обычай - праздновать помолвку в День Петра и Февронии.
День св. Петра и ФевронииИнициатива об учреждении 8 июля праздника в День Петра и Февронии была единогласно одобрена 26 марта 2008 года в Совете Федерации России. Идею праздновать День семьи, любви и верности поддержали все традиционные религиозные российские конфессии. Символом Всероссийского Дня семьи, любви и верности стала ромашка, а центром празднования, конечно же, город Муром. Этот новый для россиян праздник в 2008-2009 годах широко отмечался во многих городах.
Идея возродить древнюю традицию отмечать День Петра и Февронии возникла у жителей города Мурома, где в XIII веке княжили святые супруги Петр и Феврония, были они образцом супружеской любви и верности, жили долго и счастливо и умерли в один день (эта известная многим фраза именно про них). Там же в Муроме на территории Свято-Троицкого женского монастыря покоятся чудотворные мощи святых Петра и Февронии, которые уже помогли многим верующим найти свою настоящую любовь, создать и сохранить семью, родить детей до этого бездетным парам. В монастыре даже ведут книгу, в которую записывают случаи чудесного исцеления.
Князь Петр был вторым сыном Муромского князя Юрия Владимировича. Он вступил на Муромский престол в 1203 году после смерти своего старшего брата Павла. За несколько лет до этого Петр заболел проказой. Никто не мог исцелить Петра от тяжкой болезни. Со смирением перенося мучения, князь во всем предался Богу. И Господь, промышляя о Своем рабе, направил его в рязанскую землю. Один из юношей, посланных на поиски лекаря, случайно зашел в дом, где застал за работой одинокую девушку по имени Феврония, дочь пчеловода, имевшую дар прозорливости и исцелений. После всех расспросов Феврония наказала слуге: "Приведи князя твоего сюда. Если будет он чистосердечным и смиренным в словах своих, то будет здоров!"
Князя, который сам ходить уже не мог, привезли к дому, и он послал спросить, кто хочет его вылечить. И обещал тому, если вылечит, - большую награду. "Я хочу его вылечить, - без обиняков ответила Феврония, - но награды никакой от него не требую. Вот к нему слово мое: если я не стану супругой ему, то не подобает мне лечить его". Петр пообещал жениться, но в душе слукавил: гордость княжеского рода мешала ему согласиться на подобный брак. Феврония зачерпнула хлебной закваски, дунула на нее и велела князю вымыться в бане и смазать все струпы, кроме одного.
Благодатная девица имела премудрость Св. отцов и назначила такое лечение не случайно. Как Господь и Спаситель, исцеляя прокаженных, слепых и расслабленных, через телесные недуги врачевал душу, так и Феврония, зная, что болезни попускаются Богом во испытание и за грехи, назначила лечение для плоти, подразумевая духовный смысл. Баня, по Свящ. Писанию, образ крещения и очищения грехов (Еф. 5: 26), закваске же Сам Господь уподобил Царствие Небесное, которое наследуют души, убеленные баней крещения (Лк. 13: 21). Поскольку Феврония прозрела лукавство и гордость Петра, она велела ему оставить несмазанным один струп как свидетельство греха. Вскоре от этого струпа вся болезнь возобновилась, и князь вернулся к Февронии. Во второй раз он сдержал свое слово. "И прибыли они в вотчину свою, город Муром, и начали жить благочестиво, ни в чем не преступая Божии заповеди".
После смерти брата Петр стал самодержцем в городе. Бояре уважали своего князя, но надменные боярские жены невзлюбили Февронию, не желая иметь правительницей над собой крестьянку, подучивали своих мужей недоброму. Всякие наветы пытались возводить на княгиню бояре, а однажды взбунтовались и, потеряв стыд, предложили Февронии, взяв, что ей угодно, уйти из города. Княгиня ничего, кроме своего супруга, не желала. Обрадовались бояре, потому что каждый втайне метил на княжье место, и сказали обо всем своему князю. Блаженный Петр, узнав, что его хотят разлучить с любимой женой, предпочел добровольно отказаться от власти и богатства и удалиться вместе с ней в изгнание.
Супруги поплыли по реке на двух судах. Некий мужчина, плывший со своей семьей вместе с Февронией, засмотрелся на княгиню. Святая жена сразу разгадала его помысел и мягко укорила: "Почерпни воду с одной и другой стороны лодки, - попросила княгиня. - Одинакова вода или одна слаще другой?" - "Одинакова", - отвечал тот. "Так и естество женское одинаково, - молвила Феврония. - Почему же ты, позабыв свою жену, о чужой помышляешь?" Обличенный смутился и покаялся в душе.
Вечером они причалили к берегу и стали устраиваться на ночлег. "Что теперь с нами будет?" - с грустью размышлял Петр, а Феврония, мудрая и добрая жена, ласково утешала его: "Не скорби, княже, милостивый Бог, Творец и Заступник всех, не оставит нас в беде!" В это время повар принялся готовить ужин и, чтобы повесить котлы, срубил два маленьких деревца. Когда окончилась трапеза, княгиня благословила эти обрубочки словами: "Да будут они утром большими деревьями". Так и случилось. Этим чудом она хотела укрепить супруга, провидя их судьбу. Ведь коли "для дерева есть надежда, что оно, если и будет срублено, снова оживет" (Иов. 14: 7), то человек, надеющийся и уповающий на Господа, будет иметь благословение и в этой жизни, и в будущей.
Не успели они проснуться, приехали послы из Мурома, умоляя Петра вернуться на княжение. Бояре поссорились из-за власти, пролили кровь и теперь снова искали мира и спокойствия. Блж. Петр и Феврония со смирением возвратились в свой город и правили долго и счастливо, творя милостыню с молитвой в сердце. Когда пришла старость, они приняли монашество с именами Давид и Евфросиния и умолили Бога, чтобы умереть им в одно время. Похоронить себя завещали вместе в специально приготовленном гробу с тонкой перегородкой посередине.
Они скончались в один день и час, каждый в своей келье. Люди сочли нечестивым хоронить в одном гробу монахов и посмели нарушить волю усопших. Дважды их тела разносили по разным храмам, но дважды они чудесным образом оказывались рядом. Так и похоронили святых супругов вместе около соборной церкви Рождества Пресвятой Богородицы и всякий верующий обретал здесь щедрое исцеление.
http://www.nikava.ru/news/a-94.html

 Отправлено: 08.07.13 07:46. Заголовок: http://www.yapfiles...

Жители г.Ставрополь, наблюдая за бездействием местных властей, решили самостоятельно бороться с исламизацией края.

Итак, русские решили последовать примеру жителей испанского города Севилья, которые на месте строительства мечети зарыли тело свиньи. Ночью 3 июля в г.Ставрополь по проспекту Кулакова 30, где, несмотря на то, что проект незаконный, строится мечеть, группа неравнодушных жителей города решили закопать свинью, так как по законам ислама свинья является "нечистым" животным и её тело "оскверняет" место постройки мечети.

Напоминаю, что суд по поводу строительства мечети в г.Ставрополь проходил неоднократно, однако, строительство так и не прекратилось. Данная постройка принадлежит фирме "Экстра", владельцы - карачаевцы, суд по данной постройке так же рассматривала судья-мусульманка А.Алиева, в общем, как проходят суды под таким руководством, думаю, пояснять не нужно.

Так же активная постройка мечетей идёт в г.Кисловодск, об их законности тоже множество вопросов.

Добавляю, что большинство мечетей Ставрополья практически не контролируются властями и муфтием края, о чем неоднократно упоминали на общих конференциях с Хлопонином.

 Отправлено: 14.07.13 21:54. Заголовок: На рыбалку Юрик поз..

На рыбалку

Юрик позвонил в четверг. Сказал только
- Лещ пошел!
и сделал отбой.
Что бы уложиться в три бесплатных эмтеесовских секунды.
Жлоб.
А впрочем, что ещё говорить? Лещ пошел.
Лещ пошел, надо ехать.
Походный рюкзачок, ленинградский вокзал.
Хоп. Билетов нет.
Естественно!
А когда они были?
И когда нас это останавливало?
А даже если бы и были?
Когда мы их покупали?
Застрелитесь, стоять в вашей очереди.
Тут езды-то - три часа.
Мы ж в России, детка. (Как любят говорить гнусавые дублёры иностранных фильмов.)
А в России есть проводники.
Не какие-то сраные стюарты. Не задроченные говносталкеры.
А про-вод-ни-ки. Вдумайтесь в это слово. (не люблю восклицательный знак)

Вечер - отличное время. Вечером, на закате, с ленинградского уходит масса поездов. Один за одним.
Не уедешь на мурманском, уедешь на псковском. Не уедешь на псковском, сядешь на питерский. Не получиться на питерском, уедешь на следующем мурманском.
Вон он как раз стоит.
И не спеша вдоль состава.
Тут главное проникнуться целью. Отрешиться от суеты.
Все эти сопливые дети, орущие мамаши, пафосно-развязные носильщики, мужики с охапками пива, вся эта обтекающая справа и слева, попутно и навстречу человечья пена - ничего этого нет. Есть только состав, и стоящие как пограничные столбы через равные интервалы люди в синих форменных кителях.
Идёшь, и смотришь в глаза.

Первую свою машину я покупал на люберецком рынке. Мы уже оформили сделку в магазинчике неподалёку, и я попросил продавца, Рому, "гонщика" из Риги, отогнать мне машину на Тёплый Стан. Прав у меня ещё не было. Мы доехали до места, загнали машину на стоянку, при этом и деньги за машину, и документы на неё, и договор купли-продажи, всё лежало у меня в кармане. И я спросил.
- Рома. Мы живём в жутко криминальном государстве. Объясни, что мне мешает просто выкинуть тебя из машины? Почему ты так легкомысленно себя ведёшь?
И Рома сказал.
- Ну... Потому что я знаю, что ты этого не сделаешь.
- Откуда? - спросил я.
И Рома ответил.
- Я смотрю в глаза. Это ведь моя работа. Я смотрю в глаза когда покупаю там, и смотрю в глаза, когда продаю тут. И я ещё ни разу не ошибся. Так что давай расчитаемся, и я поеду домой.

Так что главное - смотреть в глаза.
Не на бейджик. Не на сиськи. Не на кокарду. А в глаза.
В них обязательно мелькнёт. Вот, кстати.
- Мамаша, до Волочка не возьмёте?
Тридцатилетняя "мамаша", мазнув опытным взглядом по сорокалетнему "сыночку", молча надменно смотрит вдоль состава.
В течение минуты она ответит. Если нет - значит нет. Но она никогда не скажет да. Она скажет - подожди вон там. И кивнёт головой в сторонку.
И снова будет задумчиво смотреть вдоль состава.
Я сперва не понимал, почему она туда смотрит. Ответы на какие вопросы пытается там увидеть? Но оказалось всё просто.
Она смотрит, не сядет ли в хвостовой вагон бригада ревизоров. От этого зависит её решение. Ревизоры всегда приходят в последний момент.
В этом, конечно, есть свой риск. Если бригада села, ты остался на перроне. Богиня влажного белья и мутного чая в пакетиках только равнодушно пожмёт плечами и поднимет ступеньку перед твоим носом. Но во всем есть свой положительный момент. Если бригада села в псковский, значит в мурманском их точно не будет.

В этот раз всё вышло проще и быстрее. Бригада ревизоров не стала дожидаться команды на отправление, и села в состав минут за десять. И я уже махнул рукой на этот мурманский, просто чтоб убить время дошел до локомотива, и брёл по пустому перрону обратно, когда услышал сзади-сбоку.
- Парень! Слышь, молодой человек!
Я обернулся.
Они стояли у восьмого вагона. Он и она. Я к ним уже подходил. Они оба имели вид людей с хорошего бодуна, но ещё не похмелившихся. Они как манны небесной ждали отправления. Они бы меня взяли. Но как раз в этот момент на перроне и появились ревизоры. И они сказали - нет. Не равнодушно, как обычно, а с явным сожалением. Потому что им бы было весьма кстати. Но здравый смысл перевесил.
И вот теперь окликнули. Видимо весы качнулись в другую сторону.
- Куда ехать?
- До Волочка.
- Стописят. - сказала она.
- Бригада ж села. - сказал я.
- Мы знаем. - сказал он. - Тебе ехать, или что?
- Ехать. - сказал я.
- Тогда слушай и запоминай.
- Что запоминать? - спросил я.
- Легенду! - раздраженно бросил он.
И вот это слово, от которого я даже вздрогнул, настолько оно было неожиданным из уст мужика с внешностью деревенского конюха, это слово и стало отправной точкой в череде дальнейшего абсурда этого так прекрасно начинавшегося майского вечера.
- Третье купе отсюда, боковая верхняя полка. Ложись и спи.
С этими словами он протянул мне форменный китель. Не новый, потёртый и местами засаленный.
- Могеш не одевать, просто укройся. Что б было видно. Вот удостоверение.
Он раскрыл передо мной удостоверение. Такое же потёртое и засаленное, как китель.
- Владимиров Игорь Станиславович. Это тебя так зовут. Выучи. Всё что там написано до буквы выучи. Едешь до Раздольного. Ревизоры спросят предписание. Предписания у тебя нет. Скажешь - забыл. Без предписания тебя должны высадить. Но не высадят.
- Почему?
- Да связываться никто не будет.
- А фотография? - спросил я.
- Да кто там будет рассматривать? В вагоне ж темно. Да, и вот ещё. Будешь выходить - китель на дверь купе проводников повесишь.
- А вы?
- А нас не будет. Мы бельё раздадим и уйдём. Мы сегодня вдвоём на два вагона. А тут весь вагон мурманский.

Первый час прошел в обычной после отправления сутолоке. Потом всё постепенно устаканилось. Проводники, действительно, собрали билеты, выдали бельё, и слиняли. Наверное ушли в соседний вагон, опохмеляться. Вагон был под завязку, ни одного свободного места. Я откинул свою полку, бросил под голову рюкзачек, повесил китель в изголовье, и лёг. Подо мной суетилась, устариваясь, какая-то мурманская бабуля. Через купе по диагонали готовилась ответственно бухать команда брутального вида мужчин. Похоже, морячки возвращались из отпуска. Или торопились к началу навигации. Больше ничего примечательного в пределах видимости не было. Я набросил китель, отвернулся к окну, и стал изучать удостоверение. Учить легенду.

В этот момент кто-то резко и сильно ударил по плечу.
В проходе стоял крепкий мужик в тельнике, и жизнерадостно склабился.
- Здорово, братан! Интересная книжка?- кивнул он на удостоверение.
- Интересная. - сказал я. - Про убийство.
- Хахаха! - заржал полосатый. - Убийца - почтальон! Вот увидишь. Слышь, братан. Мы тут немножко посидеть решили, тихонько. Ты не возражаешь?
- Я настаиваю. - сказал я.
- Хахаха! - снова заржал полосатый. - Давай с нами, а?
- Не могу.
- А чо?
- Книжку надо дочитать. Завтра в библиотеку сдавать.
- Хахаха! Ну смотри. Надумаешь - приходи!
- Хорошо. - сказал я и отвернулся к окну.

Вздыхала внизу бабуля, гудела, то набирая силу то резко умолкая, компания морячков, редели за окном подмосковные огни.

- Товарищ проводник! Товарищ проводник! - шепотом кричала женщина и дергала за рукав кителя.
- Что случилось?
Видимо я всё таки задремал.
- Товарищ проводник, у нас бельё мокрое.
- Что значит мокрое?
- Да то и значит, что мокрое! Нельзя ли поменять?
- Я вобще-то не с этого вагона.
- Это я понимаю! А мне-то что делать? Мне ребёнка как класть?
- А вы раньше где были? Вы что, только сейчас заметили, что оно мокрое?
- Так оно сухое было! Мы на него стакан с чаем вылили, вот оно и мокрое!
Я спрыгнул вниз. Такая не отстанет. Пойду поищу проводников, покурю заодно.
Странно, служебное купе оказалось незаперто. Я взял с полки комплект чистого белья, отнёс женщине.
- Утром деньги проводнику отдать не забудьте.
- Конечно!

Сходил покурить, вернулся. Бабулина спина выражала мне своё неодобрение. А я что сделаю? Дурацкий китель. Но ведь где-то по тёмному ночному составу крадучись движется бригада ревизоров. Что б уличить меня в безбилетном проезде. И китель моя единственная надежда. Так что терпи, бабуля. В следующий раз повезёт.

- Товарищ проводник! Товарищ проводник! А кипяток будет?
- Конечно! Утром.

- Товарищ проводник! Товарищ проводник! А можно я с мужчиной из восьмого купе местами поменяюсь?

- Товарищ проводник! Товарищ проводник!...
Да пропадите вы пропадом!

- Слы, братан!
Давешний морячок стоял в проходе. Зубы его в темноте блестели всё так же, а с дикцией были уже явные нелады.
- Слы, братан! У тебя ножа нет?
- Тебе для чего?
- Колбасу порезать.
Я порылся в рюкзаке и достал нож.
- Ого! - сказал полосатый, наполовину вытянув клинок из чехла. - Где взял?
- Друзья подарили.
- Харрошие у тебя друзья!
- Какой подарок, такие и друзья.
- Давай к нам, а? По-маленькой! Всё равно ж не спишь.
- Да как же я усну-то? Вы ж ходите каждые пять минут!
- Хахаха! Вот я и говорю!...

Вагон спал. Даже морячки угомонились и в большинстве разбрелись по своим местам. Только двое или трое добивали остатки и тихонько бармили на повышенных тонах. Я в очередной раз прикрыл глаза. Мачта поплавка на зеркальной тёмной глади незаметно качнулась. Едва-едва. Показалось, нет? Я замер в ожидании. Нет, точно. Тык-тык, туда-сюда. Не поклёвка, нет. И не малёк хвостом задел. Так бывает, когда кто-то большой неспеша пробует со дна наживку. Ну? И тут поплавок мощно и резко пошел вверх, постоял замерев, вернулся на место, снова пошел вверх, уже медленнее, но увереннее, и наконец лёг на воду... Ура!...
- Так, документики показываем!
Трое в форме стояли в проходе и говорили шепотом. Я протёр глаза, достал и протянул удостоверение.
- А предписание? - строго прошипела женщина-ревизор.
- Нету предписания. - прошипел я в ответ угрюмо. - Забыл!
- Пить меньше надо! - сказала она.
- А чо сразу пить-то? - возмущенно просвистел я - Я вобще не пью!
- Никто вобще не пьёт! - сказала ревизор. - Потом ездят без предписания. Куда следуем?
- Домой. - сказал я. - В Раздольную.
- Фамилия, имя, отчество! - сказала она, заглядывая в удостоверение.
- Владимиров. Игорь Станиславович. - буркнул я.
- В следующий раз, Игорь Станиславович, я вас высажу.
- В следующий раз, Ирина Леонидовна, - прочел я на бейджике, - я сам с вами не поеду!
Они уходили дальше по вагону, о чем-то негромко переговариваясь. "Вот суки! Такую поклёвку испортили!"
Сна не было ни в одном глазу. Да и ехать оставалось полчаса. За окном уже серело.

Когда проехали Елизаровку я тихонько спрыгнул вниз и обулся. Снял рюкзак. Нож в чехле оказался под ним. Когда его сунули, я даже не заметил. Значит всё таки поспал.
Вагон безмятежно сопел, свистел, храпел, причмокивал и попёрдывал во сне.
Оба служебных купе были закрыты.
Я вышел в тамбур.
В тамбуре стояли, курили покачиваясь, и о чем-то негромко спорили два пьяных морячка.
- Вобще-то здесь курить запрещено. - строго сказал я.
- Командир, мы не взатяг! - сказали они.
- Тогда другое дело. - сказал я, повесил китель на ручку двери, и спрыгнул на пустой перрон.
В лицо ударила ночная прохлада, утренняя сырость, и густой запах черёмухи. Я поправил рюкзачек, закурил, и зашагал в сторону стоянки.

- Смотри, смотри! - вдруг громко и возмущенно прокричал один из морячков. - Проводники с поезда съёбывают!!!
Второй посмотрел мне вслед, и философски ответил.
- Да и хуй с ним. Лишь бы машинисты не побежали. Ты вооон туда смотри! Если машинисты побегут, значит точно пиздец. Приехали.

 Отправлено: 15.07.13 09:47. Заголовок: click here click he..

Два 14 июля: слово современникам – участникам и очевидцам - 1789
Неприступность сей твердыни
Ужасала всех доныне,
Никому еще в помине
Взять ее не удалось,
Но народ на приступ башен
Ринулся, велик и страшен,
Этот каменный колосс.

Гражданин с бесстрашным взглядом
В бой идет под смертным градом,
И пороховым зарядом
Нас встречает гарнизон.
Тонет все в дыму и стоне,
Но пробита брешь в заслоне,
И на главном бастионе
Флаг свободы водружен.

Это строки одной из многочисленных песен, которые были сложены парижанами вскоре после падения Бастилии
(Свобода. Равенство. Братство. Песни и гимны французской революции. М.: Книга, 1989. С. 38).

До нас дошли многочисленные рассказы участников и очевидцев этого события, и среди них – три весьма известные в истории Революции молодых провинциала, три земляка-пикардийца, - каждый из которых рассказал также и о празднике Федерации в первую годовщину взятия Бастилии.

Предоставим же им слово

Камилл Демулен

Из письма к отцу 16 июля 1789

Демулен Камилл Люций Симплиций, 29 лет, уроженец г. Гиз, проживает в Париже, адвокат без практики, еще не женат…

“…В воскресенье весь Париж поражен отставкой Неккера; как я ни старался воспламенить умы, ни один человек не захотел взяться за оружие. Я присоединяюсь к ним; люди видят мое рвение; меня окружают; меня заставляют подняться на стол; в течение одной минуты вокруг меня собралось шесть тысяч человек. "Граждане, — говорю я тогда, — Вы знаете, что нация требовала сохранить Неккера и поставить ему памятник; его прогнали! Можно ли оскорбить Вас сильней? После такой проделки они решатся на все, быть может, уже в эту ночь они проектируют или даже уже организуют Варфоломеевскую ночь для патриотов". Я почти задыхался от того множества мыслей, которые обрушились на меня, я говорил совершенно беспорядочно. "К оружию, — говорил я, — к оружию! Все наденем на себя зеленый цвет, цвет надежды". Я припоминаю, что я закончил словами: "Подлая полиция здесь. Прекрасно! Пусть она как следует разглядит меня, наблюдает за мной, да, это я, я призываю своих братьев к свободе". И поднимая пистолет, я воскликнул: "По крайней мере, живым я им не дамся в руки, и я сумею умереть со славой; меня может поразить только одно несчастье: что я должен буду увидеть, как Франция становится рабыней"…
В понедельник утром раздался набат. Выборщики собрались в ратуше. Со старшиной купечества во главе они образовали гражданский корпус обороны из 78.000 человек, в 26 легионов. Более чем сто тысяч были уже более или менее вооружены и побежали в ратушу с требованием оружия. Старшина купечества пытался оттянуть время, он направил их к картезианцам и в Сен-Лазар; он хотел выиграть время, заставить их поверить, что там имеется оружие. Теперь и самые отчаянные головорезы направились к Дому инвалидов: губернатору предъявили требование на оружие; он испугался и открыл склады…
Это было во вторник, все утро ушло на вооружение. Как только оружие оказалось в руках, все бросились к Бастилии. Губернатор, без сомнения, был весьма поражен внезапным появлением в Париже ста тысяч ружей со штыками и, не зная, не свалилось ли с неба это оружие, пришел, очевидно, в сильное замешательство. Стрельба вовсю в течение одного или двух часов, пулями снимается все, что показывается на башнях;… Она могла бы продержав шесть месяцев, если вообще было бы возможно сопротивляться французской стремительности. Бастилия взята штатскими и солдатами командования, без единого офицера! Тот же гвардеец, который во время штурма поднялся первым, нашел Лонэя, схватил его за волосы и взял его в плен. Его повели в ратушу и по пути избили до полусмерти. Его так избили, что он еле жив; на площади Грэв его докончил какой-то мясник, отрубив ему голову. Ее носили на пике по городу, а гвардейца наградили крестом св. Людовика;…
Было оглашено письмо, адресованное г-ну Флесселю; ему писали, чтобы он удержал еще на несколько дней парижан. Он не смог ничего сказать в свое оправдание; народ стащил его с кресла и выволок из зала, в котором под его председательством происходило заседание; и едва он спустился с лестницы ратуши, как какой-то молодой человек приставил к нему пистолет и прострелил ему голову; раздались крики "браво"; Флесселю срезают голову и насаживают на пику; я также видел его сердце на пике, которое носили по всему Парижу; после обеда был ликвидирован остаток гарнизона, который был настигнут с оружием в руках; их повесили на фонарях площади Грэв. Некоторые из них, а также и все инвалиды были помилованы раr ассlаmation. Были также повешены четыре или пять воров, застигнутых на месте преступления; это до того поразило мошенников, что, говорят, они после этого все исчезли. Заместитель директора полиции был до того напуган трагическим концом старшины, что прислал в ратушу прошение об отставке. Все угнетатели бежали из Парижа; но уже с вечера понедельника постоянно был на ногах патруль из пятидесяти тысяч человек. Из столицы никого не выпускали… После штурма Бастилии возникло опасение, что расположенные вокруг Парижа войска могут внезапно проникнуть в город, и никто поэтому не ложился спать…
В эту ночь было под ружьем 70.000 человек. Французская гвардия несла патруль вместе с нами. Я был на посту всю ночь. К 11 часам ночи мне повстречался отряд гусар, который только вошел через ворота Сен-Жак. Жандарм, командовавший нами, воскликнул: "Кто идет?" Гусарский офицер ответил: "Франция, французская нация; мы хотим сдаться и предложить вам свою помощь". Из опасения предательства было предложено предварительно сложить оружие, а когда они отказались, их поблагодарили за предложение, и затем вряд ли кто-нибудь из них, если бы они все время не кричали: "Да здравствуют парижане! Да здравствует третье сословие!" Их повели обратно на заставу, где им пожелали спокойной ночи. Мы водили их некоторое время по Парижу, где они должны были дивиться образцовому порядку и патриотизму…
Я был убежден, что невероятное завоевание Бастилии штурмом, длившееся всего четверть часа, должно было бы привести в смятение Версальский замок и лагерь и что у них не хватило бы времени собраться с духом. Вчера утром запуганный король посетил Национальное собрание; он безусловно подчинился собранию, и теперь его грехи ему прощены. Наши депутаты с триумф провели его обратно во дворец. Утверждают, что он много плакал. Он возвращался пешком, и его стражей были только депутаты, которые его сопровождали. Тарже(1) говорил мне, что это была прекрасная картина. Вечером демонстрация была еще более красивой. 150 делегатов Национального собрания, духовенство, дворянство и общины сели в королевские экипажи, чтобы провозгласить мир. В половине четвертого они прибыли на площадь Людовика XV, оставили кареты и пешком направились через улицу Сент-Онорэ в ратушу. Они шествовали под знаменами французской гвардии, которые они целовали, говоря: это знамена нации, свободы. И их окружало 100.000 вооруженных и 800.000 человек с красно-синими кокардами. Красное — как доказательство готовности пролить свою кровь, а синее — как символ небесной конституции. Депутаты тоже носили кокарду…”
Свобода. Равенство. Братство. Великая французская революция: документы, письма, речи, воспоминания, песни, стихи. Л.: Детская литература, 1989. С. 84.

Франсуа Ноэль Бабёф

Из письма к жене 25 июля 1789

Бабёф Франсуа Ноэль, 29 лет, уроженец г. Сен-Кантен, проживает в г. Руа, февдист, отец семейства; в Париже с 17 июля по поводу издания “Постоянного кадастра”.

“Не знаю, с чего начать это письмо, бедная моя женушка. Невозможно, находясь здесь, иметь о чем-либо ясное представление, до такой степени душа взволнована. Все вокруг идет вверх дном, все в таком брожении, что, даже будучи свидетелем происходящего, не веришь глазам своим. Короче говоря, я могу лишь в общих чертах передать тебе, что я видел и слышал. Когда я сюда прибыл, только и было разговоров, что о заговоре, возглавленном г-ном графом д’Артуа и другими принцами. Они собирались ни более ни менее, как уничтожить большую часть парижского населения, а затем обратить в рабство всех, кто во всей Франции избежит истребления, отдав себя покорно в распоряжение дворян и безропотно протянув руки к уже приготовленным тиранами оковам. Если Париж не открыл бы вовремя этот страшный заговор, все было бы кончено; это было бы самое ужасное из когда-либо совершенных преступлений. Вот почему все мысли были направлены на то, чтобы надлежащим образом отомстить за это коварство, которому нет примера в истории; на это решились, и не будет пощады ни главным руководителям заговора, ни их сторонникам. Казни уже начались, но еще не утолено законное возмущение. Ярость народа далеко еще не утихла, несмотря на смерть коменданта Бастилии и разрушение этой адской тюрьмы, смерть купеческого старшины, обратное призвание г-на Неккера и других бывших министров и вывод новых полков и войск из столицы; народу нужны многие другие акты искупления. Говорят, что требуют падения еще трех десятков преступных голов. Г-н Фулон, который должен был заменить Неккера, четыре дня тому назад распустил слух о своей смерти и устроил похороны, причем вместо него в землю зарыли бревно; вчера этот г-н Фулон был арестован, отведен в Ратушу и по выходе из нее повешен. Тело его волокли по улицам Парижа, затем растерзали на куски, а его голову, воткнутую на острие пики, несли до Сен-Мартенского предместья с тем, чтобы она там ждала, а затем предшествовала в пути зятю г-на Фулона г-ну Бертье де Совиньи, интенданту Парижа, которого везли из Компьена, где он был арестован, а сегодня должен разделить судьбу своего тестя. Я видел, как несли эту голову тестя, видел я и зятя, следовавшего позади под эскортом более тысячи вооруженных людей. На глазах у публики он проделал таким образом весь долгий путь от Сен-Мартенского предместья и улицы Сен-Мартен посреди двухсот тысяч зрителей, сопровождавших его враждебным криками и ликовавших вместе с отрядами эскорта, которых воодушевлял гром барабана. О! Как больно было мне видеть эту радость! Я был и удовлетворен и недоволен. Я говорил: тем лучше и тем хуже. Я понимаю, что народ мстит за себя, я оправдываю это народное правосудие, когда оно находит удовлетворение в уничтожении преступников, но может ли оно теперь не быть жестоким? Всякого рода казни, четвертование, пытки, колесование, костры, кнут, виселицы, палачи, которых развелось повсюду так много, – все это развратило наши нравы! Наши правители вместо того, чтобы цивилизовать нас, превратили нас в варваров, потому что сами они таковы. Они пожинают и будут еще пожинать то, что посеяли, ибо все это, бедная моя женушка, будет иметь, по-видимому, страшное продолжение: мы еще только в начале…”
(Бабёф Г. Сочинения. Т. 1. М.: Наука, 1975. С. 231-232)

Антуан Сен-Жюст

Из “Духа Революции и Конституции во Франции”

Сен-Жюст Луи Антуан, 22 года (почти), уроженец г. Десиз, проживает в Блеранкуре, в Париже скрывается от преследований, вызванных публикацией поэмы “Органт”

“Бастилия была покинута гарнизоном и захвачена, и деспотизм, который есть не более чем пугало для рабов, пал вместе с нею.
У народа не было добрых нравов, но он отличался пылкостью. Любовь к свободе вырвалась наружу, и слабость породила жестокость. Не знаю, видано ли такое когда-нибудь (разве что у рабов), чтобы народ насаживал на пики головы особ самых ненавистных, пил их кровь, вырывал их сердца и пожирал их; убийство некоторых тиранов в Риме совершалось как своего рода религиозный акт.
Когда-нибудь подобное же ужасное зрелище увидят в Америке, и там для этого, возможно, будет больше оснований; я же наблюдал его в Париже и слышал радостные клики народа, который тешился клочьями человеческой плоти и кричал во весь голос: “Да здравствует свобода, да здравствуют король и герцог Орлеанский!”.
Кровь Бастилии возопила на всю Францию. Возмущение, которое до того было робким, обрушилось теперь на места заключения и на правительство. Это был взрыв общественного негодования, подобный тому, который изгнал Тарквиния из Рима. Люди не обращали внимания на более важный успех – на бегство войск, окружавших Париж; ликовали, овладев одной из государственных тюрем. То, что было символом рабства, угнетавшего в прошлом, занимало воображение больше, чем то, что угрожало свободе, которая еще не была обретена; это был триумф рабов. Разбивали и рушили двери тюремных камер, обнимали узников, закованных в цепи, обливали их слезами, предали торжественному погребению кости, найденные при разрушении крепости; цепи, тюремные запоры и прочие атрибуты рабства носили на себе, как трофеи. Некоторые узники не видели белого света сорок лет, их исступленный бред возбуждал любопытство, вызывал слезы, пронзал души состраданием; казалось, что народ взялся за оружие из-за леттр де каше. Люди обходили с горестью в сердцах печальные стены крепости, густо покрытые жалостными надписями. Тут читали такое: “Значит, я больше никогда не увижу моей бедной жены и детей, 1702!”.
Воображение и жалость творили чудеса; воочию представляли себе, как деспотизм преследовал наших отцов, жалели жертв его; палачей более не страшились.
Поначалу горячность и безрассудная радость сделали народ бесчеловечным; его решительные действия внушили ему гордость, гордость заставила его дорожить своей честью. На короткое время он стал благонравным, осудил злодейства, которыми замарал руки, и, к счастью, то ли страх, то ли внушения умных людей побудили его выдвинуть вождей и стать послушным.
Если бы просвещенность и честолюбие немногих не смогли руководить пожаром мятежа, который не мог уже остановиться, все было бы погублено.
Если бы у герцога Орлеанского действительно была партия, он возглавил бы ее, пугал и держал в руках двор, как это сделали некоторые другие. Но он ничего не предпринял, может быть, потому, что, как говорили, рассчитывал на истребление королевской семьи; это и должно было случиться, когда народ кинулся в Версаль. Однако если судить здраво о тогдашних событиях, все восстания того времени были не чем иным, как войною неразумных рабов, которые расправляются со своими оковами и устремляются вперед, как хмельные.
Поведение народа становилось столь неистовым, его бескорыстие столь полным, ярость столь буйною, что было ясно, он слушается лишь самого себя. Он больше не почитал высших, он на деле ощутил равенство, которого не знал прежде.
После взятия Бастилии, когда составлялись списки победителей, большинство из них не осмеливалось назвать свое имя; но едва они обрели уверенность, как перешли от страха к дерзости. Народ в свою очередь проявил своего рода деспотизм: королевская семья и Генеральные штаты были препровождены пленниками в Париж посреди самого простодушного и устрашающего торжества, какого никогда еще не бывало. Тогда стало ясно, что народ не стремится кого-либо возвысить, но жаждет принизить всех. Народ – вечный ребенок; он принуждает своих повелителей почтительно ему повиноваться, а затем сам повинуется; в эти мгновения славы он был более послушен, чем был раболепен в прежние времена. Он жадно прислушивался к советам, искал похвал и был скромен; страх заставил его забыть о том, что он ныне свободен; теперь люди не смели останавливаться и вести разговоры на улицах; всех на свете принимали за заговорщиков. То был страх за свободу.
Принцип был заложен, ничто не остановило его развитие, ибо деспотизма не стало, он развалился, его министры бежали, и страх царил на их совещаниях…”
(“Дух Революции и Конституции во Франции” – первое теоретическое, философско-политическое сочинение Сен-Жюста и единственное завершенное и опубликованное им самим. Автор работал над ним в конце 1790 – начале 1791 гг. В начале июня 1791 г. оно вышло из печати. См. Сен-Жюст Л.А. Речи. Трактаты. Спб.: Наука, 1995. С. 185-187).
http://eleonored.livejournal.com/44091.html

Французы сегодня пышно и торжественно отмечают День взятия Бастилии.


Именно 14 июля 1789 года принято считать днём начала Французской революции, которую кто-то называет Великой, а кто-то буржуазной… причины её возникновения рассмотрены множеством серьёзных людей; версий никак не меньше, чем авторов – поэтому предоставим каждому выбрать подходящую. Но, представляется, ближе всех к истине Ильич со своим «верхи не могли, а низы не хотели…» На самом деле, власть была расколота и слаба, а народ измучен экономическим кризисом и неурожаем. В итоге, все ненавидели всех: и скоро мы увидим массовые казни, погромы и разорение поместий с городами – при удивительно изобретательном зверстве всех участвующих сторон. А сигналом станет, как раз, взятие Бастилии, воспетое и воздвигнутое на пьедестал.
Репутация у этой старинной крепости-тюрьмы и впрямь была хуже некуда – но пятидесятитысячная толпа ринулась к ней ранним утром 14 июля совсем по иной причине. И были то не «революционеры», а (в ещё бо́льших кавычках) «народная милиция», которую магистрат собрал, как раз, для того, чтобы остановить начавшиеся в Париже разброд и мародёрство. «Милиционеров» интересовал здешний пороховой погреб – ружья они добыли, разграбив арсенал Дома Инвалидов, а вот боеприпасами надеялись разжиться в Бастилии.

Комендант, маркиз де Лонэ, принял делегацию и вежливо отказал. Прислали вторую – с тем же результатом. Толпа между тем всё прибывала; в ней явно начинало преобладать всякое агрессивное отребье – и де Лонэ распорядился, для острастки, пару раз пальнуть. (Войско коменданта состояло из 32 швейцарских гвардейцев, 89 инвалидов (так назывались выслужившие срок солдаты; в сущности – пенсионеры), и 13 пушек. Полторы сотни бунтовщиков были убиты и ранены – и переговоры продолжились; тем временем, к «милиции» прибыло подкрепление из шести десятков гвардейцев с пятью орудиями из того же Дома Инвалидов; они развернули их напротив ворот.
Видя такое дело, мужественный комендант решился взорвать крепость – но был схвачен своими же нижними чинами. Коротко посовещавшись, гарнизон капитулировал – под обещание полной безопасности. Толпа ворвалась в Бастилию, захватила склад боеприпасов, разграбила полицейский архив, и (самое главное) – освободила узников! (Так и хочется добавить: «…режима»).

Об узниках особо. Таковых оказалось семеро: двое сумасшедших (их отправят в клинику), четыре афериста (их пересадят в другую тюрьму), и некий граф де Соланж, осуждённый за разврат (что с ним сталось потом – неясно). Далее занялись «тюремщиками», и многие из них ту же были растерзаны толпой. Коменданту де Лонэ и старшине магистрата, который его защищал, и вовсе откромсали головы – потом их нанижут на пики и будут с торжеством таскать по городу… Одним словом – Революция победила!
На следующий день Бастилию постановили снести – на это у революционного народа уйдет два года. При Наполеоне здесь будет деревянный слон (макет фонтана, который император так и не построит); а в 1840-м на площади воздвигнут Июльскую колонну – впрочем, посвящённую совсем другой, хотя и тоже французской, революции!

PS: Таковы, вкратце, эти события на самом деле – какой бы роскошный миф нам не преподносили в учебниках! Впрочем, отдадим должное консерватизму французов – особенно по контрасту с издевательствами, которым мы подвергли за последние четверть века свою собственную историю… впрочем – это (прошу прощения за тавтологию) совсем другая история…
http://shatff.livejournal.com/45567.html

 Отправлено: 17.07.13 07:13. Заголовок: http://s017.radikal...

 Отправлено: 17.07.13 07:27. Заголовок: Гера пишет: Провод..

Гера пишет:

цитата:

Проводники с поезда съёбывают!!!

Гера пишет:

цитата:

- Да и хуй с ним. Лишь бы машинисты не побежали.

 Отправлено: 24.07.13 18:49. Заголовок: Спецназ, не знающий ..

Спецназ, не знающий побед

Никакой ошибки в заголовке статьи нет. Самый дорогостоящий, самый претенциозный отряд войск спецназначения в мире - американские «Дельта форс» - «Силы дельта» - одновременно является самым безуспешным и безславным.
Пошло всё к чёрту - выругался президент США Джимми Картер и бросил трубку. Его можно понять: он только что получил доклад, что санкционированная им операция спецназа на территории суверенной зарубежной страны окончилась провалом. И теперь ему самому грозил провал на очередных президентских выборах.
Все началось 4 ноября 1979 г. Группа студентов тегеранского университета, возмущенных противоправными действиями Вашингтона, заняла посольство США в Тегеране, взяв в заложники 53 его сотрудника. В обмен на свободу заложников студенты потребовали от президента Картера выдачи беглого иранского шаха и возврата награбленных шахом богатств. Когда американское правительство убедилось, что меры дипломатического урегулирования (т. е. угрозы и шантаж) на Тегеран никакого воздействия не оказывают, было решено пустить в ход кулаки.
Проучить иранцев доверили суперэлите вооруженных сил США - спецподразделению «Дельта» под командованием полковника Чарльза Беквита, «крутого парня», словно сошедшего с кинокадров голливудского боевика про Рэмбо. Ветеран Вьетнама, «зеленый берет», увешанный медалями от шеи до пояса, Беквит своими руками создал и подготовил «Дельту» в пику коллегам-соперникам, английским спецназовцам из 22 полка Специальной авиадесантной службы - 22SAS, легендарного отряда, имеющего на своем счету множество блестящих побед.
- Чарли, - мягко заметил бригадир Калверт, командир 22SAS, побывав в гостях у «Дельты», - боюсь, у твоих парней слишком много мускулов... Как бы это не сказалось на голове.
Беквит предпочел не услышать подначку Калверта (ну как же, янки круче всех!)., а зря.
...Операция «Орлиный коготь» началась 24 апреля 1980 г. 8 транспортно-десантных вертолетов СН-53 «Жеребец» и столько же ударных АН-6 стартовали с палубы авианосца «Форрестол», крейсировавшего в Персидском заливе, и взяли курс на точку «пустыня-1» - заброшенный английский аэродром на полпути к Тегерану. Вскоре к ним присоединились 8 транспортных самолетов С-130 «Геркулес» с десантниками и дополнительным запасом топлива на борту, взлетевших с аэродрома о. Масира (Оман). Поскольку радиус действия вертолетов был недостаточен, в «пустыне-1» им надлежало дозаправиться с «геркулесов» и принять на борт десантников. Далее вертолеты перелетали в точку «пустыня-2» - старые соляные копи в 80 км от Тегерана. По плану операции, в ночь на 26 апреля спецназ при огневой поддержке АН-6 должен был взять посольство штурмом, освободить заложников и вместе с ними отступить к тегеранскому стадиону, откуда всю компанию забрали бы «жеребцы».
- 50 на 50 - если техника и люди будут работать, как надо, - оценил план упомянютый выше бригадир Калверт.
Не сработали. Для начала один «Жеребец» рухнул в воду прямо у борта авианосца. Второй заблудился в темноте и предпочел вернуться. Третий сел на вынужденную посадку в пустыне. Таким образом, без единого выстрела группа транспортных вертолетов сократилась до опасного предела: для того, чтобы вывезти всех заложников и десантников, Беквиту требовалось минимум 4 СН-53, и это с учетом возможных потерь от зенитного огня. А накладки тем временем продолжали громоздиться одна на другую...
Разведка клялась и божилась, что «пустыня-1» - это действительно пустыня, т. е. совершенно безлюдное место. В реальности оказалось, что поблизости проходит оживленное шоссе! Нервы у «суперменов», по-видимому, уже начали сдавать, поскольку дельтовцы не придумали ничего умнее, как расстрелять проезжавший мимо бензовоз с целью заблокировать дорогу. Поднявшийся столб пламени был виден с расстояния в 70 км! Если окрестные иранские гарнизоны до этого момента и спали сном праведников, то разожженный американцами костер точно сорвал их с коек. Тем более, что водитель бензовоза умудрился-таки удрать на проезжавшей мимо легковушке. Дельтовцы погнались за ним на мопедах, но не догнали, обстреляли, но не попали. Реальность все меньше и меньше походила на рекламный голливудский боевик...
Между тем на аэродроме кипела работа. При дозаправке вертолетов выяснилось, что шланги коротковаты, а поскольку тягачей в распоряжении отряда, естественно, не было, вертолетам пришлось подруливать к самолетам-заправщикам своим ходом. При этом один из «жеребцов» лопастями своего винта рубанул по топливному баку «Геркулеса»...
Теперь пламя было видно, наверное, даже из Тегерана! Обе машины сгорели дотла вместе с экипажами (8 погибших), 4 десантника получили тяжелые ожоги. Для тонкой нервной системы американских рэмбо это оказалось каплей, переполнившей чашу. Перед глазами «самых крутых парней в мире» уже вставала картина пылящих к аэродрому бронемашин, а драться лицом к лицу с закованной в броню иранской мотопехотой, имеющей за плечами шестилетний опыт тяжелейшей войны, дельтовцам ну никак не улыбалось - это же не по студентам стрелять. Скрежетнув зубами, полковник Беквит приказал бросить вертолеты и сматывать удочки.
Сказано - сделано. Мандраж у янки к этому моменту явно перерос в настоящую панику, поскольку при поспешном бегстве никто даже не позаботился сжечь исправные вертолеты! Так они и достались иранской армии - с оружием, сверхсекретными приборами и столь же секретными документами операции «Орлиный коготь» - на потеху всему свету. Так что, повторимся, президента Картера можно понять...
Беквита за эту неудачу досрочно отправили на пенсию, но везения «Дельте» это не прибавило. Вновь и вновь, с удивительным постоянством питомцы Беквита умудрялись проваливать поставленные перед ними задачи. Их били в Азии, Африке и Латинской Америке; в Европе не били только потому, что там «Дельту» не задействовали. После очередного провала на Гренаде американский командующий, генерал Норман Шварцкопф, прилюдно поклялся, что больше ни за какие коврижки не согласится задействовать «Дельту» в руководимых им операциях! Однако, когда пришло время вторгаться в Ирак, генерала таки уломали подключить «Дельту» к поиску иракских баллистических ракет, надо полагать, с целью реабилитации многажды опростоволосившихся спецназовцев. Скрепя сердце, Шварцкопф согласился - и дельтовцы блестяще подтвердили его правоту: единственный рейд с их участием окончился очередным поражением...
В свое время автор этих строк командовал разведгруппой морского спецназа - водолазы-диверсанты, или, обтекаемо, «боевые пловцы». В разгар «перестройки» в нашу часть с неофициальным дружественным визитом прибыли наши противники-коллеги - американские боевые пловцы из многократно разрекламированной группы спецназа ВМС США SEAL, «морские котики». Программой визита предусматривалось проведение, так сказать, товарищеского матча - состязаний по стрельбе, спортивному ориентированию и преодолению полосы препятствий. И ничего не получилось!
Самое смешное произошло на ориентировании. Ребята приехали к нам со своими приборчиками GPS, а по условиям состязания каждому отряду - нашему и американскому - полагались только карта и компас. Оба отряда десантировались с вертолетов в заранее неизвестной для них точке; им предстояло, сличив карту и местность, определить свое местонахождение и выполнить марш-бросок в точку встречи. В нашем отряде такие задания были набившей всем оскомину бодягой; дело настолько нехитрое, что я на тренировках доверял определение на местности рядовым бойцам - самому мне эта игра давно надоела, все равно, что старую книжку на десятый раз перечитывать. Так вот, «котики» умудрились немедленно потеряться. И вместо движения по маршруту нашей группе пришлось искать этих горе-суперменов в приморской тайге, чтобы они, не дай бог, не загнулись от голода или не попались на глаза бойцам Внутренних войск МВД или пограничникам - и те, и другие народ особый, остро заточенный на схватку и стреляют без рефлексии. И правильно делают.Когда мы нашли «котиков», вид у них был, мягко говоря, виноватый. Программу визита пришлось скомкать и быстренько завершить простейшим способом - совместной выпивкой.

 Отправлено: 25.07.13 13:04. Заголовок: click here..

Попытка реабилитации генерала Краснова.
Ничто так не помогает полностью оценить настоящее, как изучение прошлого
Народная мудрость.

Два флага. Который поближе - это донских казаков-коллаборационистов, воевавших в вермахте и войсках СС
21 января 2008 г. по интернет изданию lenta.ru прошло сообщение, что донские казаки выступили за реабилитацию атамана Всевеликого Войска Донского, начальника Главного управления казачьих войск, генерала от кавалерии Петра Николаевича Краснова, казнённого советской властью в 1947 году. Этот казак участвовал в Гражданской войне на стороне Белой армии, а в Великой Отечественной войне активно сотрудничал с гитлеровскими войсками. За деяния в годы Гражданской войны и активное пособничество нацистам он был осуждён и казнён советской властью.
А вот Виктор Водолацкий, депутат Думы из Ростовской области от партии «Единая Россия», нынешний атамана Всевеликого Войска Донского, решил реабилитировать Краснова на основе того, что атаман никогда не был гражданином СССР, после Гражданской войны он жил во Франции и Германии. Уже 17 января, в день 61-летия со дня казни Краснова, Водолацкий подписал указ о создании рабочей группы по реабилитации атамана.
Однако реабилитировать Краснова не удалось, слишком плодотворно он помогал нацистам. Из-за общественного возмущения «лавочку» пришлось прикрыть уже 28 января: рабочая группа сделала вывод, что «активный борец с большевиками в годы Гражданской войны, писатель и публицист Петр Краснов в годы Великой Отечественной войны сотрудничал с фашисткой Германией» что является неприемлемым. Какая новость, невероятно!!!
30 января на lenta.ru прошло новое сообщение, что из-за провала пиар-акции подаёт в отставку заместитель донского атамана Всевеликого войска Донского Владимир Воронин, ведающий связями со средствами массовой информации. Прикрывая своего шефа, Водолацкого, Владимир Воронин заявил, что реабилитация нацистского преступника - это его личная ошибка, а сама идея пришла от некоммерческого фонда «Казачье зарубежье». То есть, это эмигранты - потомки «белых» казаков и казаков, служивших в вермахте и на службе у войск СС, спасшиеся от советского суда, попытались реабилитировать своего «казачьего Иисуса».
Что же такого натворил Петр Николаевич Краснов?
Родился в богатой семье казачьего генерала (отец служил в Главном Управлении Казачьих Войск) 10 сентября 1869 года в Санкт-Петербурге, успешно окончил Александровский кадетский корпус и Павловское военное училище. Прожил детство и юность в неказачьих землях, за что его дразнили ненастоящим, «петербургским казаком». Свою первую награду Петр Николаевич получил в загранкомандировке в Эфиопии в составе дипломатической миссии будучи командиром конвоя из гвардейских казаков.Аборигены преподнесли ему офицерский крест Эфиопской звезды 3-й степени в знак уважения за то, что Краснов проскакал, стоя одновременно на двух лошадях.После этого он был послан в Россию с особо секретными документами, проскакал на муле 11 дней, за что получил орден Святого Станислава 2-й степени, орден «Почетного легиона» от союзников-французов и чин подъесаула. Петр Николаевич писал военно-теоретические статьи в «Петербургском листке», «Биржевых ведомостях», «Петербургской газете», «Отдыхе», «Ниве», «Военном сборнике». В годы русско-японской войны бравый Краснов был корреспондентом газеты «Русский инвалид».А.И. Деникин в своей книге: «Путь русского офицера» пишет: «Статьи Краснова были талантливы, но обладали одним свойством: каждый раз, когда жизненная правда приносилась в жертву «ведомственным» интересам и фантазии, Краснов, несколько сконфузясь, прерывал на минуту чтение: – Здесь, извините господа, поэтический вымысел для большего впечатления... Этот элемент «поэтического вымысла» в ущерб правде, прошёл затем красной нитью через всю жизнь Краснова - плодовитого писателя...» . Начав карьеру как «пиарщик», Петр Николаевич к концу жизни развил этот талант до необычайных высот и уже на службе у Гитлера выдавал такие «перлы», о которых ниже.
Во время Первой мировой войны Краснов командовал сначала казачьим полком, потом бригадой, 2-й Сводно-Казачьей дивизией, получил за храбрость орден св. Георгия четвертой степени, произведен в генерал-майоры.
Правда, Карл Густав Маннергейм в своих мемуарах оставил такой отзыв о Краснове: «Одному из кавалерийских полков, которым командовал полковник Краснов (дело было в июле 1915 года - прим. автора статьи), я приказал атаковать в конном строю правый фланг отступающих австрийцев, а другой, под командованием полковника Половцева, отправил на левый фланг, чтобы он воспрепятствовал прорыву противника со стороны Днестра. Наступление началось многообещающее, и противник был отброшен. Однако, несмотря на то, что я раз за разом повторял своему левому флангу приказ об атаке, со своего наблюдательного пункта я не видел и намека на то, чтобы кавказцы начали движение. Их бездеятельность дала противнику возможность перегруппировать, и в итоге он начал контрнаступление в центре. Ситуация стала непредсказуемой, мне пришлось отвести войска на исходные позиции. В дальнейшем выяснилось, что полковник Краснов просто хотел сохранить своих добровольцев! После сражения Великий князь Михаил Александрович осудил действия бригадного командира».
После февральской революции красновская дивизия была полностью деморализована - «революционные солдаты» арестовали его и чуть было не расправились. Оскорблённый Краснов демонстративно подал в отставку, но Временное правительство отставку не приняло талантливого офицера и перевели командовать 1-й Кубанской дивизией.Когда командование приказало направить казаков против взбунтовавшейся пехоты, казаки не пошли, пали духом и грозились убить Краснова и полковых командиров.В периоде между двумя революциями Краснова назначают командиром 3-го конного корпуса.
Краснову революционные вольности явно не нравились (ведь его два раза чуть не убили), поэтому генерал участвовал в монархическом мятеже Корнилова против Временного правительства. Мятеж провалился, но Пётр Николаевич не успел особо засветиться, и никаких репрессий к нему применено не было. Мало того, Керенский утвердил его командиром корпуса.После Октяборьской революции Краснов примкнул к антибольшевистскому походу на Петроград, под предводительством правого эсера, сторонника Антанты, Бориса Савинкова. Однако 29 октября (по старому стилю) 1917 года силы «белых» были разбиты, а Краснов арестован, но отпущен под честное слово не бороться с Советской властью.Почему его отпустили? «Красный» террор ещё не начался, поэтому представители советской власти пока снисходительно относились к своим врагам. А вот «белый» уже зарождался - примерно в это же время в Москве юнкера, обманным путём проникшие в Кремль, захватили находившихся там «революционных» солдат 56-го запасного полка. Было расстреляно около 300 человек.

Краснов уехал на Дон и укрылся в станице Константиновской, живя там под немецкой фамилией. В донской столице Новочеркасске и окружающих областях вспыхнуло антибольшевистское восстание, образовалось т.н. Временное Донское правительство. Единство в рядах восставших не было, каждый тянул одеяло на себя, им нужен был вождь. Им и стал Петр Николаевич, правда, пришлось нарушить слово казачьего генерала, данное большевикам. Почему выбрали его? Петр Николаевич был старшим по званию и опыту в кругу восставших, а также он был человеком пришлым - такого не жалко ликвидировать в случае провала. 16 мая 1918 года Краснов был избран атаманом Войска Донского (Донской республики), он создал казачью армию (Донскую), издал законы, повинности. У нового государственного образования появились свой гимн, герб, флаг. Краснов стал диктатором.
Краснов и его ближайшие соратники стали играть на опасной нотке шовинизма - казачьей.Дело в том, что лишь 43 % жителей Дона были казаками, они боялись, что их казачьи привилегии отменят, а землю разделят поровну между ними и простыми крестьянами. Атаман Краснов был гарантом от новых веяний, он взывал к донскому патриотизму, без колебаний признал донских казаков отдельной нацией!!!В газетах стали появляться статьи, доказывающие происхождение донских казаков чуть ли не от жителей древней Трои, от этрусков, амазонок и так далее. Но главное, надо было убедить казаков, что они живут в самостоятельном, независимом государстве, прекрасно обустроенном, а большевики угрожают Дону, как независимому, богатому, счастливому государству, несут нищету, порабощение.
Ясно, что «белые» монархисты были резко отрицательно настроены на такой проект, фактически это был явный раскол, ослабляющий «белое» движение. Деникин писал о вольностях Краснова: «...извращенная донельзя русская действительность рядила иной раз разбойников и предателей в покровы русской национальной идеи...». А Краснов писал: «У меня четыре врага: наша донская и русская интеллигенция, ставящая интересы партии выше интересов России, мой самый страшный враг; генерал Деникин; иностранцы - немцы или союзники и большевики. И последних я боюсь меньше всего, потому что веду с ними открытую борьбу, и они не притворяются, что они мои друзья...».Про немцев Краснов, однако, лукавил, вскоре они стали его друзьями...
Для укрепления своего государства Пётр Николаевич обратился за помощью к германскому императору Вильгельму II. Германская армия в 300 тыс. солдат, захватив Украину, находилась прямо под боком у Донской республики - Ростов, Таганрог, линия Дона и Юго-Восточной железной дороги были немецкими.
Немцы все силы бросили на главный западный фронт, на востоке они грабили Украину, с марионеточный правительством Скоропадского, им нужен был нейтралитет Донской республики, а, главное, продовольствие для продолжения боевых действий.Краснов написал подхалимское письмо кайзеру, в котором просил признание своего государства, в благодарность Краснов обещал наладить снабжение Германской армии хлебом, жиром, рыбой, кожей, шерстью, а также передать германским промышленникам пароходное сообщение, заводы и фабрики Донбасса. Конечно, такой ход вызвал возмущение в антибольшевистском стане, и письмо было опубликовано в Финляндии монархистом Родзянко.

Донской атаман Пётр Краснов держит атаманский «пернач», 16 мая 1918 г., Новочеркасск
Собственно немцы грабили и Донскую область, но ограблению в основном подверглись Таганрогский и Донецкий округа, где подавляющую часть населения составляли крестьяне, а не казаки. Краснов даже издал приказ: «как ни тяжело для нашего казачьего сердца... чтоб все воздержались от каких бы то ни было выходок по отношению к германским войскам, и смотрели бы на них так же, как на свои части». То есть, заступаться за своих соотечественников, не входивших в его казачьи земли, казакам воспрещалось. Зато Краснов выгодно торговал с немцами, так за 1 русскую винтовку системы Мосина с 30 патронами немцам давали пуд ржи или пшеницы. Откуда у немцев русские винтовки? Оказывается они, при последнем наступлении, когда русская царская армия развалилась, захватили богатые трофеи. И продавали их русскому Краснову, чтобы он использовал их против русских «красных». Вот какая комбинация!
Кроме торговли с немцами шло более тесное сотрудничество. В конце мая 1918 года немцы предприняли очередную попытку прорваться на Кавказ. Первым этапом операции стала атака на Батайск, занятый «красными». Борьбе с соотечественниками помогали казаки: из армии Деникина под руководством полковника Глазенапа и красновские казаки под руководством командира корпуса генерала Грекова, оба казачьих командира подчинялись, в свою очередь, немцу генералу фон Кнерцеру. Однако атаки немецко-казачьего воинства были отбиты.

Подписание документов во время управления Всевеликого Войска Донского генералом П.Н.Красновым. 1918 год
Одной Донской республики Краснову оказалось мало, он решил прибрать к рукам всех казаков - был организован проект т.н. Доно-Кавказского Союза (Кубанские, Астраханские и Терские казачьи земли и Северный Кавказ). В письме кайзеру Краснов попросил признать будущую республику, когда её территории будут освобождены от большевиков.
Понимая, что просто сидеть в своей республике сложа руки губительно, Краснов совместно с другими белыми вторгается в другие, неказачьи города. Краснов уточнил непосредственные цели военных действий - выход на линию Царицын - Поворино - Лиски. Также Краснов начинает оружием, выторгованным у немцев, помогать Деникину. Пришлось даже объявить, что цель у него такая же, как и у Деникина - единая и неделимая Россия. Разница только в методах: Петр Николаевич утверждал, что он начал с «малого» - со своей Донской республики. Пик карьеры Краснова - это три безуспешные попытки его Донской «белоказачьей» армии овладеть Царицыном (июль 1918 года - февраль 1919 года). Замечу, что в обороне Царицына участвовал И.В. Сталин - в качестве председателя Военного Совета Северо-Кавказского Военного Округа. В октябрьских боях, когда в очередной раз осаждали Царицын, из красновского воинства выбыло 40 % казаков и 80 % офицеров. Общее наступление войск красных и рейд конницы Будённого по тылам Донской армии сняли осаду и разгромили войска Краснова.
После разгрома Германии Краснов вынужден был теперь ориентироваться на страны Антанты, поэтому ему пришлось признать в январе 1919 года главенство ненавистного Деникина, которого поддерживали англичане и французы. Однако наш борец с большевиками разругался с командованием армии Деникина, кроме того, союзники ему не доверяли (не могли простить сношений с немцами), да и сами казаки от него отвернулись, поэтому уже в феврале 1919-го Петр Николаевич подал в отставку.
1919 года генерал Краснов оказался в Северо-Западной армии генерал-лейтенанта Юденича, где руководил отделом пропаганды. После поражения попытался свои ценные услуги предложить Врангелю, который возглавлял в Крыму последний оплот белых, «Русскую армию», но тот отказал. [14] Краснов уехал в Германию. [1] В эмиграции Петр Николаевич Краснов развил бурную литературную деятельность: издавал журнал, написал большое количество статей, воззваний, листовок, книг около 30 штук. «От Двуглавого Орла к красному знамени», «Опавшие листья», «Единая неделимая», «Все проходит», «Понять - простить», «За чертополохом», «Цареубийство», «Выпаш» и др.

П.Н. Краснов-писатель с супругой-немкой. Германия, 1932 год.
Писал он о настоящих и надуманных преступлениях большевиков в годы Гражданской войны со свойственными ему «поэтическими вымыслами», часто в ущерб правде. Развил казачий романтизм. Был одним из основателей «Братства Русской Правды» - организации, занимавшейся подпольной работой в Советской России.
Многие сейчас говорят - дальнейшие деяния Краснова: работа на нацистов - это плохо, а что до этого - всё хорошо. Не соглашусь - для России деятельность Петра Николаевича была губительной. Чтобы потом не писал Краснов в своих оправдательных мемуарах - его политика была сепаратизм, отделение казаков в отдельную нацию, развал России. Русские, при этом, считались слабыми, «заражёнными большевизмом», неполноценными, низшими людьми. Краснов в своих статьях постоянно доказывал, что казаки постоянно спасали царскую Россию, а Москва старалась «приструнить» казаков. Этим он внёс раскол в казачество - казаки Деникина стали «державниками», а красновские «самостийниками», они не доверяли друг другу.
Для «белого» движения упрямство Краснова, его жажда диктаторства, наигранность (так он на критику оппозиции в порыве швырнул символ власти - тяжёлый пернач, на стол и проломил крышку и ушёл, мол, я умываю руки; после такого жеста ошарашенные казаки просили его вернуться) негативно повлияли. Его «самостийность», прогерманская позиция внесли разобщённость в «белое» движение. Деникин, который, кстати, в годы Великой Отечественной войны, хотя и ненавидел коммунизм, не стал поддерживать нацистов, так его и не понял, не простил.
Ну, а для победившего в Гражданской войне под предводительством коммунистов народа, ставшего потом советским, Краснов был злейшим врагом...
С 1936 года Краснов постоянно проживает в Германии, где его литературные труды пользуются определённым спросом. В Германии было продано около 2 млн. экземпляров его книг, что дало ему возможность зажиточно существовать.Приход нацистов к власти Краснов воспринял очень положительно. Лично писал генералу фон Людендорфу с предложением начать войну против СССР с целью отторгнуть от него Донскую область и Донецкий край, а так же часть Украины, упирая на то, что такое расширение территории Рейха не повлечет за собой нарушения Версальских соглашений. Он обещал поднять для этой цели всю ему доступную, то есть - неподконтрольную РОВС часть эмиграции, и сформировать значительные военные силы, причем вооружить их целиком на имеющиеся в его распоряжении средства.
Оккупационный порядок в Польше, после её захвата Германией в 1939 году, он не одобрял. Он не понимал ненависти немцев к полякам и евреям (в отличие от Шкуро, антисемитом он не был). Однако потом, при встрече с Рейхардом Гейдрихом, тот сумел убедить Петра Николаевича, что большинство всей сети агентуры большевиков в Германии, Австрии и Чехословакии были евреями или полукровками, а это превращало холокост в аспект политической борьбы национал-социализма с коммунизмом.
Как потом рассказывал Петр Николаевич перед советским судом: «Эмигрантские круги за границей, в том числе и лично я, встретили нападение гитлеровской Германии на Советский Союз довольно восторженно. Тогда господствовало среди нас мнение: хоть с чёртом, но против большевиков...».
Краснов, обладая талантом «пиарщика», стал «идейным отцом» всех эмигрантов-казаков, согласившихся воевать на стороне нацистской Германии. При немцах Краснов получил чин полного генерала Германской армии (вермахта). [10] Петр Николаевич активно сотрудничал с немецкой разведкой, вёл консультации, делал доклады для немцев, участвовал в работе казачьего отдела министерства восточных областей Германии, возглавляемым Розенбергом. По просьбе немецкой разведки, Краснов выпустил воззвание, в котором призывал всех казаков объединиться вместе с немцами и воевать против СССР. В 1942 году он предложил германскому командованию помощь в создании казачьих подразделений в составе вермахта для борьбы с нашей страной. Краснов узнаёт, что некий советский инженер Павлов, бывший белогвардеец-казак, в оккупированном немцами Новочеркасске хочет создать антипартизанское казачье подразделение. 11 ноября 1942 г. Петр Николаевич отправляет Павлову письмо со своим «благословлением» и рекомендациями по организации повстанческой деятельности и формированию частей.

П.Н. Краснов знакомится с командирами 1-й Казачьей Кавалерийской дивизий вермахта. Крайний справа-Кононов, крайний слева-фон-Панвиц. Сентябрь 1943 г.
Краснов для завлекухи казаков под нацистские знамёна выдвигал лозунг автономного казацкого государства («Казакия») под протекторатом нацисткой Германии. Напомню, что тогда ему было более семидесяти лет! 10 ноября 1943 года была опубликована составленная Красновым «Декларация казачьего правительства» за подписью начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала Кейтеля и министра восточных областей Германии Розенберга. В декларации указывалось, что за помощь казаков немецким силам, Германия объявляет их своими официальными союзниками и после войны предоставит им былые привилегии, и земли на востоке, а пока они могут рассчитывать на места для поселения в других странах Европы, оставшихся под контролем нацистов.
Казаки были приравнены к статусу добровольцев из числа германских народов (т.е. казаки не славянский народ, а нордический). «Институтом фон Континенталь Форшунг» была продумана даже идеология - мол, казаки являлись потомками германского племени остготов, владевшего Причерноморьем во II-V веках до н.э.

Встреча генерала Доманова с генералом П.Н. Красновым. Сентябрь 1943 год
30 марта 1944 года Петр Николаевич приказом главы «союзных войск» генерала Кёстринга был назначен начальником Главного управления казачьих войск (Hauptverwaltung der Kosakenheere) - ГУКВ (политический и административный орган Дона, Кубани и Терека). Управление этим политическим и административным органом, охватывающих всех казаков, осуществлялось сначала министерством Розенберга, а потом Главным штабом СС. ГУКВ, официально являясь «временным правительством казачьих областей в изгнании», фактически была бутафорской организацией - она поддерживала связи с казачьими антисоветскими соединениями, помогала в их организации, вела учёт казаков-остовцев и занималась пропагандой.

Визит П.Н. Краснова к ветеранам гражданской войны в 1-ю Казачью Кавалерийскую дивизию вермахта.
Краснов активно призывал казаков вступать в формировавшийся на базе 1-й казачьей кавалерийской дивизии войск СС целого XV Казачьего Кавалерийского корпуса войск СС. Троюродный племянник Петра Николаевича, Семён Николаевич Краснов, бывший в эмиграции грузчиком, таксистом, лесорубом и занимавшийся разведением куриц, был ближайшим помощником у дядьки. Племянник был старшим по руководству Главным Управлением и «Казачьим Станом».
2 августа 1944 года сбылась заветная мечта Краснова - в Берлине был принят приказ о переформировании Главного управления казачьих войск в Казачье правительство, в котором казаки-«самостийники» получали важнейшие министерские посты. Сам Краснов стал главой государства. Однако радовался старик не долго - уже 29 августа приказ был отменён.
Дело в том, что к концу войны все антисоветские русские вооружённые силы, по замыслу немцев, должны были бы собраться под Власовым. Власов был моложе, представлял «права» не только казаков, но и остальных русских коллаборационистов. Краснов же будучи начальником Главного управления казачьих войск, то есть органа управляющего всеми казаками, противился этому. По его мнению, казаки и так были союзниками Германии, т.е. в случае победы Германии теоретически возможно было образование т.н. «Казакии». В случаи слияния казаков с РОА такая возможность резко уменьшалась. Власова он втихаря презрительно называл «большевичком».
О Власове Краснов справедливо говорил, что: «Власов говорит в глаза одно, а за глаза другое». Власов же, как говорят, очень обижался, что Петр Николаевич неприязненно к нему относится, с высокомерием. Оно и понятно, Краснов же, в отличие от Власова гражданином СССР не был, в ВКП(б) не состоял, против немецких войск не воевал, чем и гордился.
На старости лет Пётр Николаевич отомстил своему давнему обидчику - выпустил воззвание к белоэмигрантам, популярно объяснив, что выжидательная позиция Деникина - ложная, а сам он гнуснейший предатель.
В конце войны положение Краснова было шатким - мало того, что он воевал против русского народа, так ещё и его соратники-казаки стали отворачиваться от него. Активная работа другого крупного казачьего командира Кононова, ставшего генерал-майором РОА, по привлечению всех казаков из-под власти красновского ГУКВ в РОА подорвала власть 75-летнего Краснова. 25 марта 1945 года в г. Вировитице состоялся съезд казаков-фронтовиков, которые решили ликвидировать ГУКВ и присоединиться к РОА. Крупнейшие казачьи части: XV Казачий Кавалерийский корпус войск СС и «Казачий Стан», о которых так заботился Краснов, присоединились к ненавистному РОА.
Попав в английский лагерь для военнопленных Краснов со товарищи, по воспоминаниям сотрудника «СМЕРШ», пытались сговориться с английским генералом Александером. Пятнадцать казачьих генералов предлагали взамен политического убежища свои услуги и опыт по борьбе с большевизмом и бонус - награбленное золото (14 кг). Вот какая сила духа! После вторичного разгрома от большевиков белые генералы желали дальше сражаться хоть уже и под другими хозяевами. Сотрудники «СМЕРШ» договорились о выдачи англичанами казачьих генералов в г. Лиенце (Австрия), при этом золото и другие ценности, по обоюдному соглашению, остались у англичан.
Уже знав о выдачи, Краснов успел настрочить две петиции: королю Англии Георгу VI и Международному Красному Кресту в Женеву. В петициях он просил, чтобы было произведено расследование о причинах, побудивших казаков бороться бок о бок с немцами, и тут же добавил, что если после расследования среди них будут обнаружены офицер или группа офицеров, якобы виновных в военных преступлениях, то пусть их судит Международный военный трибунал. Обе петиции заканчивались словами: «Я прошу вас во имя справедливости, человечности и во имя Всемогущего Бога!». Бог не услышал молитвы - советским представителям удалось заполучить четырёх Красновых: самого Пётра Николаевича, его племянника - Семёна Николаевича, Николая Николаевича с сыном Николаем Николаевичем (также служили у нацистов).
Очевидно, на старости лет для Краснова-старшего тяжеловато было понять, что ему пришёл конец. По воспоминаниям советских офицеров, он спрашивал, дадут ли написать мемуары, а главное верил, что его не казнят, т. к. он фигура известная и его смерть, мол, сделает его мучеником, что советской власти не надо.
Вёл себя Краснов со свойственным ему высокомерием, нагло. Так, если верить воспоминаниям Н.Н. Краснова-младшего, в Москве на аэродроме, куда прибыли самолеты с арестованы Красновым и другими, произошла такая сцена. Офицеры НКВД увидели на плечах Краснова погоны старой русской армии, которые были восстановлены в Красной Армии с 1943 года.
- А, вот и сам белобандитский атаман в наших погонах. И не снял их, скряга! - сказал один из них.
Краснов ответил:
- Не в ваших, ибо насколько я помню, вы эти погоны вырезывали на плечах офицеров Добровольческой армии, а погоны, которые я ношу, даны мне Государем и я считаю за честь их носить. Я ими горжусь. И снимать их не намерен. Это вы можете сперва сдирать погоны, а потом их снова надевать. У нас это так не принято делать!
- У кого это, у нас? А? - последовал наглый вопрос.
- У нас, у русских людей, считающих себя русскими офицерами.
- А мы кто же?
- Вот это и я хотел бы знать. Да только вижу, что не русские, ибо русский офицер не задавал бы никогда такого вопроса, как вы только что задали.
Офицеры НКВД замолчали.

Краснов в последние свои дни.
Действительно, если смотреть фото, Краснов всегда носил широкие царские погоны на немецкой форме. После поражения Германии, если верить фото выше, на форме Краснова исчез германский орёл вермахта со свастикой, да фуражка вермахта чудесным образом сменилась на казачью. Чудеса! Жаль не полюбовались офицеры НКВД нацистской форме Краснова, см. фото ниже.
Или ещё сценка. По воспоминаниям советского полковника Доценко ещё в Юденбурге Краснов-старший спросил:
«...что нас ожидает?
«Правительство решит, оно выполнит волю народа».
Краснов, не моргнув глазом, и, даже не покраснев, ответил: «Я всегда стоял за русский народ...».
Краснов не был героем, молчавшим во время пыток «иудо-большевистских палачей». Кстати, пыток ни к нему, ни к его товарищам-казакам не применялись, его режим был очень гуманным, не дай бог умрёт, как у нерасторопных союзников - Гиммлер или Геринг. Петр Николаевич рассказал советскому суду многое об эмигрантских организациях, в частности о своей работе в РОВС (Русских общевоинский союз), в отделе, занимающемся подготовкой диверсантов и террористов против СССР.
«В первые дни пребывания у Романова (великий князь Николай Николаевич Романов, дядя Николая II, своеобразный символ «Белого движения» (остальных-то Романовых расстреляли), которому в эмиграции присягнул глава РОВС Врангель - прим. автора статьи) я составил воззвание к казакам о необходимости пожертвовать деньги в казну великого князя для организации похода и проведения подрывной работы против СССР, а в начале декабря 1923 года нами был создан специальный штаб для разработки конкретного плана борьбы...».
По воспоминаниям Н.Н. Краснова-младшего, Краснов вставал в 7.30 - 8.00, потом к 8.30 в туалет - сам Н.Н. Краснов-младший нёс утку для Краснова-старшего, а дежурный офицер придерживал старика, а то он один раз упал и разбил нос. Срок пребывания в уборной для старика был увеличен вдвое, по сравнению с общим режимом - всё-таки старый человек. Также по настоянию врача, Краснов-старик пользовался улучшенным питанием. Охрана обращалась к нему исключительно на «Вы».
Н.Н. Краснов-младший, живший в камере со стариком, описывал далее: в 9.30 завтрак, 11.30 опять туалет, 12.00 - 13.00 обед. Потом часа три-четыре длился допрос, причём первые два месяца его допрашивали ежедневно, кроме воскресенья, а потом два раза в неделю, а потом вообще раз в неделю. В 17.00 - ужин, а в 22.00 отбой. Краснов мог пользоваться обширной тюремной библиотекой, раз в 10 дней - баня.
То, что к нему не применялись пытки, показывают его довольно наглые бесстыдные ответы на допрос:
- Ответьте, каким генералом Вы себя считали - русским или немецким?
- Самого себя я считал русским генералом, но, к сожалению, приходилось одевать немецкую форму, поверх которой носил русские погоны и Георгиевский крест. Так было нужно, и поневоле одевался в немецкую форму с русским оттенком.
- Кто же, по-вашему, настоящий виновник войны СССР и Германией?
- Конечно СССР - страна жидов и тунеядцев!
- Согласны ли Вы, что ваше письмо Кайзеру Вильгельму от 1918 года, имеет сходство с вашим воззванием от 1944 года?
- Да, именно так, мы искали союзников в лице Германской Империи, а впоследствии и фашистской Германии.
- Значит, у вас существовал союз с германским империализмом?
- Да, безусловно, так, такой союз у нас существовал с 1917 года.
- Что же в Вас осталось русского?
http://www.dal.by/news/174/07-12-12-41/

 Отправлено: 25.07.13 19:56. Заголовок: http://greatstalin...

http://greatstalin.ru/truthaboutreprisals.aspx
http://www.litmir.net/br/?b=18156&p=1

 Отправлено: 27.07.13 21:11. Заголовок: Я был единственным ..

Я был единственным ребенком в семье. А у бабушек и дедушек был единственным внуком, тетка рожала строго девчонок. Естественно, я был обласкан и закормлен. И хоть меня воспитывали в строгости, я привык быть любимым всеми и от всех ждал тока добра.
В первом классе 91 год сразу появилась куча у*бков желающих самоутвердиться за мой счет. Сначала просто дразнили "жирный, жирный, поезд пассажирный" и убегали, потом когда поняли, что я безобидный, начались наезды и побои. Я плакал и жаловался родителям, они нихуя не предпринимали. Как только истории дошли до деда по материнской линии, все поменялось в корне.

Дед был натуральный уркаган с Лениным и Сталиным на груди, церквушкой на спине и такими же расплывшимися от времени татуированными перстнями на пальцах. Несмотря на блатной колорит, со всеми его непонятными мне тогда шутками и подъ*бками, старик был очень сурового и непремеримого нрава. В детстве он сполна хапнул лиха, беспризорничая в военный годы, пока отчим воевал, а мамка сидела на зоне за опоздание на работу. Так вот, дед мне строго настрого наказал "крушить ебал*ники", пока "кровавая юшка" не пойдет. На все охи и вздохи мамки и бабушки про то что, мол, драться не хорошо, он отвечал трехэтажным матом, не стесняясь меня.

В классе был одни у*бок, даже не альфа, а так, говнистый недоносок, который уже всех за*бал и он был самым моим ярым травителем. Уже на следующий день этот пизд*к дал мне повод. Я не стесняясь пизд*шил его, пока она не начал плакать и орать. Вся беда заключалась в том, что я не знал что такое "юшка" и, посчитав что пойму, что это такое как только она покажется, продолжал экзекуцию. Вроде и кровь уже на разбитой нюхалке и ученики уже не подбадривают меня, да и сам я уже порядком устал и запыхался, а "юшки" все нет. Но наказ деда надо выполнять!!! Неизвестно сколько бы я его еще пизд*л, но меня оттащила училка. Сказали, что без родителей в школу меня больше не пустят.

Дома начались охи , ахи, начали заморачиваться на цветы и коробку конфет для училки. Потом пришли батя с дедом и начали орать на женскую половину, что дескать, совсем ебн*лись. Дед в ультимативной форме заявил, что разбираться пойдет только он. На утро в шикарном костюме и на такси (дед был астматиком, да и вообще презирал общественный транспорт) мы отправились в школу. В учительской нас поджидал целый отряд взвинченных шмар-учителей, отпездюл*нный недоносок с фиолетовым лицом и его папаша, синявое похмельно быдло. Дед без всяких приветствий, с порога на уровне третьего этажа посетовал, что в кабинете нет ни шконок, ни параши, куда можно было бы загнать директрису и завуча.

Вскользь покритиковал отступничество от традиционной советской школы преподавания и поинтересовался, есть ли хоть одна бляд*на, желающая высказать несогласие и проснуться в проруби с отрезанными сиськами. Потом он предложил всей толпой отправиться в класс и поинтересоваться у остальных детей, кто первый начал и кто всех за*бал. С этого момента училка и папаша уже начали оправдываться, мол, тот пизд*к же еще маленький и не понимает ничего, зачем такая жестокость. Дед уже совершенно распоясовшись, орал, что щенка трехмесячного можно научить слову "нельзя". Схватил алканавта за грудки, тряхну и спросил, "Он что у тебя, бл*ть, тупей собаки?". Потом дед достал здоровенную выкидуху, охуит*льную в своей странной отталкивающей и пугающей красоте, и резким движением выпростал горбатое лезвие. Фиксатор щелкнул в гробовой тишине. Нож на глазах у всех был торжественно вручен мне. Уже успокоившись дед устало произнес: "Вот, суки, теперь вы о-фи-ци-аль-но предупреждены. Мой внук сам ни на кого не полезет, я точно знаю. А кто до него до*баться вздумает, того он запорет нах*й, а посадят вас. Ходите теперь за ним следом и отгоняйте от него всех пидор*сов. Это ваша работа в конце концов."

За дверью учительской он пшикнул ингалятором, потрепал мою голову, помог сложить нож, сам бы я ни за что бы с ним не справился, и сказал никогда его в школу не носить, мол и так кулаки как кастрюли. Мой портфель потом до конца учебного года шмонали на предмет наличия прежде чем запустить в класс. По приходу домой я застал деда в приподнятом настроении. "Ебал*ник как осы покусали, в дверь не пролазит и весь бурый. Отху*рил его на славу!!! Не внук, а пряник!!!" - хвастался мой дед домочадцам.